Не знаю, почему, но я расплакалась. У меня не просто были глаза на мокром месте, по моим щекам текли слезы. Думаю, из-за того, как далеко зашел человек передо мной. Он был тем, кто даже не хотел защищать собственную жизнь, тем, кто всегда опускал голову, хотел быть забытым. А сейчас он пришел в себя.
— Почему ты плачешь? — спросил он, вытирая слезы.
— Потому что однажды ты станешь удивительным, а у меня есть возможность увидеть, как ты развиваешься перед моими глазами.
Он обнял меня и поцеловал в макушку.
— Ох, и я тоже. Люблю тебя. Уже некоторое время, — призналась я.
— Аналогично.
В ту ночь мы спали под открытым небом.
Эш
— Не можешь уснуть? — спросила Бёрд, когда я лежал с открытыми глазами. Сны были нечастными, но время от времени они всплывали на поверхность, как подсознательное напоминание. Они не позволяли мне ничего забыть. Чувство вины отчаянно пыталось цепляться за меня.
— Не позволяй мне нарушать твой сон.
— Нет, я уже проснулась. — Берд положила подбородок мне на грудь.
— Я хорошо сплю, — сказал я, почти защищаясь.
— Я знаю. Хотя иногда ты дергаешься во сне. Кошмары?
Я не хотел рассказывать ей, что с тех пор как начались наши отношения, у меня были кошмары о ее смерти, как предупреждение держаться от нее подальше.
— Я не очень много помню.
— Хм... — сказала Бёрд, как будто не была уверена, верить ли мне.
Она провела пальцами по моей футболке. Ее игривое прикосновение было на вкус как сахарная вата. Мои ощущения были усилены с тех пор как я перестал принимать лекарства.
— Твои пальцы холодные. — Я схватил ее за руку и обернул вокруг нее свою.
Мы лежали в тишине еще немного. Я видел ее слова, прежде чем понял их смысл. Красота сверкающих прозрачно-синих и бирюзовых волн иногда отвлекала меня от звука ее голоса.
— ... мне было пять. И моя мама оставила меня на маленькой детской площадке, что примыкала к нашей церкви. Она ушла буквально на пару минут, просто повесить ящик для пожертвований. Когда она вернулась, меня не было.
Я посмотрел ей в глаза, но она опустила взгляд на мою грудь, рисуя на ней воображаемые вихри кончиками пальцев.
— Пастор и мама начали искать меня, и она нашла меня не слишком поздно, блуждающей по тихому тротуару. Всю в крови. По-видимому, я даже не плакала. Мое лицо изуродовали. Я не помню ничего.
Она рассказывала мне историю своих шрамов.