Если (ЛП)

— Я не хожу на свидания вслепую, — я никогда не говорила вслух почему, как я предполагала, он понимал мои причины.

— Значит мы пойдем гулять. Ты, я, Тревор и Хавьер. Это не будет свидание вслепую.

— Это все еще будет свиданием. Я не хочу такого давления. — По правде сказать, я не хотела оказывать давления на кого-то еще. Если я не понравлюсь ему, то он будет мудаком, потому что не дал девушке с изуродованным лицом шанс. Это должно было случиться естественно, и, к сожалению, для меня, естественные встречи были крайней редкостью. Большинство парней проходило прямо мимо меня к девушкам с безупречной кожей.

Джордан наклонился к деревянной ручке футона.

— Ты молода, и так упорно трудишься. Я просто не хочу, чтобы ты упустила эти годы. Ты бы могла быть в колледже сейчас, знакомиться с парнями, ходить на свидания, наслаждаться своей молодостью, но у тебя нет жизни в кампусе. Поэтому ты должна выходить отсюда! Все что ты делаешь — это работаешь, ходишь на прослушивание и спишь.

В словах Джордана был смысл, но отказ был частью мое повседневной жизни с танцами, и мне больше не было ничего нужно в мире свиданий. Я привыкла оставлять это без внимания. Не то чтобы у меня вообще не было интереса, но интерес всегда был мимолетным. Я была девушкой в старшей школе, которая была другом, которой всегда можно доверять. Когда я получала парня, это всегда было ненадолго, потому что он либо двигался дальше, либо его заботило, что подумают другие. Поэтому мой послужной список, касающийся противоположного пола, был смущающе тухленький.

Я даже не могу сказать вам, сколько легкомысленных взрослых говорили мне мимоходом, какой красивой я могла быть. Как моя единственная в своем роде внешность могла обеспечить успех в модельном и танцевальном мире. Танцевальный мир — суров. Ты постоянно боишься за свой вес. Твое тело рассматривается как товар, как будто твои ноги и грудь, и задница не привязаны к душе, что может быть повреждена. Как ни странно я была благословлена в том плане, которым многие танцоры не могли похвастаться: я была высокой, худой, моя грудь была небольшой и скромной. Все дело в мое лице, то о чем большинству людей не приходилось беспокоиться, удерживало меня. Особенно в балете, где каждый волосок должен быть прилизан. Неиспорченное лицо было важно, и половина меня выглядела, как будто Эдвард Руки-ножницы потрудился над ним.

Я всегда это осознавала, и полагаю, другие женщины могли чувствовать себя похоже, с висящим животиком или иными «изъянами». Но мой был не просто каким-то общим человеческим недостатком. Это была история, которая умоляла быть рассказанной. Ты не мог смотреть на мое лицо, не задаваясь вопросом... почему?

Красота симметрична, а одна половина моего лица не совпадала с другой. Это была хитрость моего уродства, что была особенно тревожной. Я не была рождена с большим носом или амблиопией, или толстыми лодыжками, кое-кто сделал это со мной.

И, тем не менее, я все равно приехала в ЛА. По наивности я думала, что люди увидят мой талант танцовщицы и будут впечатлены достаточно, чтобы забыть о моем лице. Но я была здесь больше года и едва прошла первый этап прослушивания. Когда эти негативные мысли прокрадывались в мою голову, я оттесняла их назад в темную трещину моего мозга, где они жили. Я уже была бедной и не могла позволить себе сомнений.

Я никогда не говорила о своей неуверенности вслух, даже Джордану. Я притворялась, как будто это не беспокоило меня, что люди менее талантливые, чем я получают больше работы, потому что сказать — сделать это реальным. Я знала, что другие могли назвать это заблуждением, но разве не должны вы быть немного помешаны следуя за мечтой?

— Позволь мне, по крайней мере, показать тебе фотографию. Он великолепен. — Вот почему я знала, что это будет бессмысленно. ЛА изобилует красотой, а я не была красивой.

— Может, завтра, но я устала,— сказала я.

— Я тоже.

Я задалась вопросом, останется ли Джордан на ночь со мной или пойдет к себе. По правде говоря, я все еще была немного потрясена и не хотела быть одна, но я не хотела признавать это после всех заверений, что сделала раньше.

Я открыла диван-футон и вытащила подушку.

Проигрыватель остановился, Джордан убрал иглу в сторону и осторожно положил пластинку обратно в чехол.

— Положи подушку и для меня тоже, — сказал он.

4 глава

Эш

Я застонал почти в экстазе, когда горячая вода обрушилась на мое тело. За ночь до этого, я удрал из больницы так быстро, как мог. Я ненавидел замкнутое пространство, и особенно чертовски ненавидел больницы. Поэтому позволил наложить себе швы, ответил на вопросы копов, затем удрал из этого стерильного, бездушного места.