Если (ЛП)

Этот обмен фразами заставил мое сердце затрепетать. Это было странно интимно, и низкий тон его голоса был почти соблазняющим. Эш был прав. Для меня это было просто мазать краски на холст, но когда он приравнял это к танцам, я поняла всю уязвимость в том, что просила его сделать.

— Хорошо. Хотя ты все еще можешь выбрать музыку.

Он положил кисть и присел на корточки, чтобы рассмотреть мою полку с пластинками.

— У тебя здесь на самом деле коллекция.

— Да. Это моего отца.

— Вы близки?

— Раньше были. А ты со своим?

— Раньше были. Он...? — конечно, он подумал об этом, кто бы расстался со своей коллекцией пластинок, пока не умер?

— Ох, нет... мои родители были очень строгие, по большей части нам не разрешали слушать музыку. Но в одну из ночей, мой отец пришел домой с работы и направился в свое логово, где слушал эти пластинки. Я пришла и села к нему на колени, и мы танцевали. Он ужасно двигался, — сказала я, смеясь, — на мой шестнадцатый день рождения, он восстановил проигрыватель и отдал мне всю свою коллекцию.

— Ничего себе.

— Да, это самый лучший подарок, который я когда-либо получала.

Он начал открывать конверт.

— Закрой глаза. Я не хочу, чтобы ты увидела, прежде чем музыка заиграет.

Я фыркнула.

— Хорошо.

Я сжала руки по бокам, когда прислушивалась к шагам Эша, пластинка была вытащена из конверта, затем он установил ее в проигрыватель и опустил иглу.

Знакомые аккорды пианино заполнили комнату, и я мгновенно признала песню Битлз, Golden Slumbers.

Я открыла глаза, а Эш уже распаковывал угли. У нас была сделка, поэтому я начала двигаться, и меня не заботило, что он делал, пока я танцевала. Мне нужно было сосредоточиться на музыке и своем теле. Поначалу я нервничала, даже была немного застенчива, но когда бы я ни смотрела на Эша, его нижняя губа была прикушена, и его руки порхали, когда его глаза перемещались от меня и назад на мольберт перед ним.

Не было причин чувствовать застенчивость, потому что мы оба были в своей стихии. Мы были похожи. Конечно Эбби-Роуд (прим.перев. двенадцатый альбом британской рок-группы The Beatles) предназначен, чтобы перетекать от одной песни к другой. Поэтому проникновенная мелодия Golden Slumbers плавно влилась в скандирование Carry That Weight, которая закончилась тяжелой, почти эротичной игрой гитары. Поэтому я подошла к задней части мольберта и играла в воздухе на гитаре, безмолвно ртом повторяя слова для него. Он улыбнулся, но был где-то в другом месте, его шапка почти слетела с головы, открывая мягкие шелковистые кудри и волны. Его язык был немного высунут изо рта, когда он оценивающе смотрел на холст. Отыграли последние строчки песни, когда я мягко перескочила в свое танцевальное пространство. Затем я подбежала к проигрывателю и переключила иглу на Oh Darling, так как знала эту пластинку наизусть, и не ощущала, что Her Majesty, будет хорошей песней для танца. Когда я подняла иглу, он заметил, остановившись посмотреть, как будто это сбило его концентрацию.

— Не беспокойся, я просто переключаю, — сказала я.

Эту песню я чувствовала всей душой, покачивая бедрами из стороны в сторону, позволяя своим конечностям тянуться. Я сжала ткань своей футболки и потянула ее, как будто она была в огне. Когда я сделала это, то забыла что этот странный и загадочный мальчик может наблюдать. Прошло так много времени с тех пор, как я танцевала ради чистого удовольствия. Всегда были лишь тренировки, прослушивания или демонстрации. Здесь не было никакого осуждения, страха быть отвергнутой, просто пространство, чтобы двигаться и выражать себя.

Комната была наполнена творческой энергией. В этом слове не было ничего другого кроме — кайф, наркотик. Метафизический. Эш отстранился от меня, так же как и я от него, но мы были связаны — мое тело, его кисть. Песня подходила к концу. Я вытянула руку и подняла иглу, и заметила тишину. Эш не двигался. Он наблюдал за мной все время. Я подняла глаза и наши взгляды встретились.

Все энергия, которая пощипывала мою кожу и направляла мое тело, сгустилась между нашими взглядами, и мы оба отвели взгляд так же быстро, как и наши глаза встретились. Я отвернулась, в поисках отвлечения в другой пластинке. Я вытащила Тома Уэйтса, сразу перешла к песне Please Call Me, Baby и снова начала танцевать.

Эш вернулся к своей работе, а я вернулась к своей. Мы делали это, даже не знаю, насколько долго, потому что время исчезает, когда ты танцуешь.

— Я закончил, — наконец сказал он, отступая от мольберта. Его лицо, руки и рубашка были покрыты радугой краски и пастели.

Я сделала усилие, чтобы не подглядывать, и хотя я не могла знать, но была уверена, что картина будет хороша. Но Эш, казалось, не выглядел удовлетворенным.

Я обошла и ахнула, когда увидела работу. Это была я, но это была вариация меня, взрывающаяся цветом, движением, мои волосы превратились в нечто другое — потустороннее, закручивая меня в бесконечном цвете.

— Это прекрасно, — сказал я. На моем лице не было шрама. Казалось, будто он мог видеть, как я танцую в своих мечтах. — Я не знала, что ты рисуешь меня.

— Это дерьмо, — сказал он.