Если (ЛП)

Я говорил себе, что это то, чего хотела Бёрд — чтобы я снова полюбил искусство. Она вытащила меня, дала мне материал, заставила меня вспомнить эту потерянную любовь. Много лет я предпочитал избегать соблазна, и варился в своей вине и боли, спрятанный в одинокой аллее на 5-ой улице. Но на всей Земле не существовало никакой силы воли, чтобы я мог противостоять этому рядом с Бёрд. Это то же самое, что обвинить кого-то за то, что у тебя нет силы воли, чтобы перестать пить воду или вдыхать воздух.

Таблетки — единственное, что удерживало меня от того, чтобы не поддаться полной эйфории. Они притупляли мою синестезию, так же как и эйфорию.

Я проглотил еще одну таблетку. Может, это остановит неизбежное падение, приближение которого я чувствовал своими внутренностями, то же самое чувство, что и перед большим падением на американских горках. Мой чертов стабилизатор настроения.

Я побрел к раковине и выпил стакан воды. Мой желудок скрутило от голода. Мне нужно было перекусить, но я потратил все деньги. Возможно, у меня осталась пара долларов. Чертовски типично.

Хоть мой желудок и урчал, я больше не хотел есть еду Бёрд. Я не хотел, чтобы она обеспечивала меня, но, черт, я был голоден.

Я ударил кулаком по столу в раздражении. Накопленные месяцами деньги были потрачены. Я копил их, чтобы мне никогда не пришлось голодать или есть в дерьмовой столовой для бездомных. Сейчас я мог позвонить брату, но мне не нравилось просить. Я брал деньги, только когда он оставлял их на кухонном столе в гостевом доме. Эти картины были моими самыми лучшими работами за долгое время, но они меня не прокормят. В моей голове было много грандиозных планов для картин, но все эти планы казались детскими фантазиями. Сейчас я смотрел на реальность: я был сломлен, голоден, у меня не было никакого способа получить деньги, голова пульсировала, желудок болел. Единственное, что меня радовало, позже я мог увидеть Бёрд. Несмотря на то, что вчера я довел ее слез в заключительных муках своей эйфории. Мне нужно было найти способ объяснить ей, что я просто шутил. Я знаю, это казалось жестокой шуткой, но я просто пытался оседлать волну несокрушимости, которая накатывала на меня рядом с ней.

Я нашел крекеры, сыр и сок, которые покупал для нашего пикника, и съел все до последней крошки.

В ванной я увидел себя в зеркале. Я определенно потерял вес за последние недели. Даже мое лицо казалось немного худее. Бёрд приносила мне еду с работы, но меня ничего не интересовало. Пища — это самый низкий приоритет, когда ты чувствуешь себя несокрушимым. Я не помнил, когда последний раз полноценно ел. Я многое не мог вспомнить. Мои воспоминания кружились, как быстрая карусель.

Мне нужно было выйти из квартиры. Давление стен вокруг меня увеличивалось, я чувствовал, что они могут рухнуть и раздавить меня в любое время. Мне нужно было к чертям убираться из этого места и выяснить, как справиться с этим. Я не хотел, чтобы Бёрд видела это. Это было жалко и печально, а ей не нужно было это в своей жизни.

***

Я использовал крайнюю возможность заработать деньги: сдача плазмы. Мне хватило, чтобы взять такси до Миллера и немного на еду. Моей целью было проскользнуть в гостевой домик, постирать и, может, раздобыть еды в холодильнике. Честно говоря, я слишком устал, чтобы строить более сложные планы. Я просто хотел попасть туда и во всем разобраться.

Когда я приехал туда около пяти, дома никого не было. Это было облегчением. Я не чувствовал себя готовым болтать с Эллой. Она была вежливой, но ее негодование тлело на медленном огне. Она вышла замуж за хорошего брата, успешного брата, а я был просто обузой для него. Я был белой вороной и использовал его. Я был плохим парнем.

Я проскользнул в гостевой домик и даже не побеспокоился о том, чтобы включить свет. Все мои планы о том, что я сейчас что-нибудь сделаю, прекратили свое существование, и я завалился на кровать, уснув глубоким сном.

Меня разбудил голос издалека. Когда я перевернулся, застонав от головной боли и дезориентации, я понял, что это Элла. Она не была громкой, но в ее голосе была писклявость, которую было сложно не услышать.

Я не знал, сколько проспал, но все еще был уставшим. Усталость — это неправильное слово. Так же как и истощение. Потому что это было не просто отсутствие физического покоя. Я хотел исчезнуть в небытие сна. Там, где я бы не чувствовал боль, ненависть к самому себе и отчаяние. Я бы не чувствовал ничего. Мой мозг функционировал в том направлении, которое еще не было изучено. Он вел меня куда-то, и у меня не было выбора кроме как следовать за ним. Первая часть поездки была быстрой, дикой и бешеной. Вторая часть была ненадежной, медленной и, возможно, самой опасной.

Я был болен. Это не болезнь, которую можно посмотреть или измерить с помощью термометра, но тем не менее, это была физическая болезнь.