Если надо-порвем НАТО

Не успели присутствующие поднять головы, как второй ливень окатил их снова. Теперь уже никто не пригибался. Большинство стояли на четвереньках.

– Прекратите! – вопил Лычко, но вряд ли он был в силах что-либо изменить.

Третья машина прошла высоко в небе, опорожнив огромный резервуар и создав третью просто-напросто с ног сшибающую волну. После столь результативной атаки на платформе не осталось ни одного, кто стоял бы на ногах. Недавние зрители сейчас напоминали выброшенную на берег рыбу, с той лишь разницей, что никто не шевелился.

Ошарашенный Мудрецкий с произвольно ведущей себя нижней челюстью вылез из «уазика» и стал разглядывать результат водяной бомбардировки. Стояла тишина, никто не шевелился. Даже дым в огромных бочках закончился. У пожарных из брандспойтов ничего не лилось. Птички смолкли. Шум роторов давно исчез, а на платформе оставались лежать двадцать тел. Наконец главный авиатор генерал-лейтенант Попов первым поднялся и, не находя никаких слов, встряхнулся и зааплодировал. Нужно было спасать положение, и вторым встал генерал Лычко и также стал хлопать. Вскоре поднялись все и стали обмениваться полученными впечатлениями. Но восторгов не было. Все приглашенные вяло и понуро почему-то сходили с помоста, подходили к своим машинам, рассаживались и уезжали. Все происходило так, будто закончились чьи-то похороны.

А пятижды помытый сегодня военный атташе продолжал стоять на четвереньках и отплевываться. Наконец он поднялся и, глядя в глаза Лычко, сощурился:

– Пельмени, водка, бабы, баня.

Генерал-лейтенант расплылся в улыбке: «Да никаких проблем, дорогой ты наш», – и, взяв под локоток зарубежного гостя, свел его по деревянным ступенькам вниз и, усадив в собственный «Мерседес», побежал, собирая пузо в кучу, к служебной «Волге», не забыв объяснить на ходу, что нужно следовать за ним.

Как это ни покажется неожиданным, но к Мудрецкому никто не подходил и не предъявлял ему никаких претензий, хотя именно он руководил теми самыми солдатами, которые должны были наводить вертолеты на цель.

Наконец к «уазику» подошел Стойлохряков. Он был сухой, как осенний лист, и выглядел весьма удрученно.

– Юра? – спросил он, в первый раз за все время службы назвав Мудрецкого не по фамилии. Моменты, когда подполковник находился в нетрезвом состоянии, в данном случае не учитываются. – Ты в церковь ходишь?

Почесав за ухом, лейтенант сообщил, что он не был там ни разу.

– А ты вот сходи. И знаешь, чего просить-то?

– Знаю, – согласился Мудрецкий. – Надо сделать так, чтобы товарищ атташе ужрался до такой степени, чтобы ничего не запомнил.

– Вот именно, – согласился подполковник, развернулся и далеко не бодрой походкой побрел к «Ауди», в которой сидел пьяный и счастливый Тод Мартин. И счастье его было намного более весомым после второго пролета вертолетов над химкомбинатом.

– О’кей? – справился он у садящегося за руль Стойлохрякова.

– Да не то слово, – согласился Петр Валерьевич, разглядывая огромную лужу, образовавшуюся после пролета вертолетов. – Лучшего окея и быть не может.

Выбравшись на открытое место, три лучших солдата Российской армии медленно подходили к «уазику», так, будто он в любой момент мог рвануть. Юра оставался сидеть на своем месте. Он глядел все время прямо на те самые, помытые с неба кузова грузовиков и размышлял над тем, какому святому ему по данному поводу помолиться.

– Разрешите обратиться? – по всей форме подошел Валетов и приложил руку к голове.

– Разрешаю, – пробормотал Мудрецкий, не собираясь изучать и без того знакомую рожу Валетова.

– Ну как, товарищ лейтенант, вам понравилось?

– Да, – согласился Юра. – Бывает такое с электроникой. Иногда подводит.

– Правда? Я вот чего думаю, – засуетился Валетов. – Товарищ генерал Лычко, наверное, забыл теперь, что он вам чего-то обещал?

В голове у Мудрецкого сверкнула искра. Он повернулся.

– А ведь ты прав, Фрол. Вряд ли эта волна до меня докатится.

* * *

Петр Валерьевич Стойлохряков стоял за спиной большого начальника – генерал-лейтенанта Лычко – и смотрел в рот со вставными фарфоровыми зубами.

– Знаете, зачем мне, заместителю министра обороны, было вызывать вас, двоих умников, из Самары? Для того чтобы вы мне посоветовали, что сказать президенту по поводу того, как военного атташе Германии обдают говном. И вообще, чья это идея поливать людей навозом?

Зная по опыту службы, что, когда тебя вызвали на ковер, самое умное – это молчать и слушать, ни Лычко, ни тем более Стойлохряков не пытались двигать собственные мысли.

– Не слышу ответа? – продолжал ерничать заместитель министра. – Вы давайте не отмалчивайтесь, рассказывайте. Вот мне через полчаса идти докладывать. – Он потыкал рукой в звезды Кремля, видневшиеся за окном: – И что я ему скажу? Влейте, мол, в канцлера Германии пол-литра «Столичной», и он все забудет, или же продайте газ с нефтью подешевле. Вы понимаете, во что стране обойдется одна бочка дерьма, вылитая где-то в Самаре на башку военного атташе нашего главного торгового партнера?