Если нам судьба...

Все время, пока мы ели, я вместо того, чтобы обдумывать, как объяснить Матвею, какого черта я полезла с разговорами к его матери, а именно это он имел в виду, смотрела на него, и представляла на его месте Игоря. Как бы он повел себя в этих обстоятельствах? Стал бы он давить на меня, как Матвей? Да никогда в жизни! Все мои попытки одержать над ним верх мгновенно пресекались раскатами его заливистого смеха. Как же он замечательно смеялся! Он сажал меня на колени, где я чувствовала себя абсолютно защищенной от всех невзгод мира — наивысшее возможное для любой женщины счастье, смотрел снисходительно, как тигр на бабочку, и улыбался.

— Елена Васильевна, вы не будете возражать, если я. закурю? Вы же тоже курите, прошу вас, — сказал Матвей и протянул мне открытую пачку «Картье Вандом» — видимо, это означало, что он готов слушать.

Все еще погруженная в свои воспоминания я ляпнула, совершенно не отдавая себе в этом отчета:

— Павел Андреевич, как же мне нужен рядом сильный мужчина…

Ответ последовал незамедлительно:

— А вы ему?

Этот вопрос грубо сдернул меня с небес, и приземление, хоть и в лужу, было очень жестким.

— Вы считаете, что я не могу представлять интереса для мужчины? — удивилась я.

— Для сильного? Да. Сильный мужчина хочет защищать, а не защищаться. Мужчина должен расходовать свои силы на борьбу с внешними обстоятельствами, а не на постоянные бои местного значения за лидерство в семье. Если уж он взял на себя нелегкий труд принимать решения, то они должны выполняться без обсуждений и возражений. А вы считаете себя способной безоговорочно подчиняться мужчине? — в голосе Матвея не было даже любопытства, словно он был заранее уверен в ответе.

— Не знаю… Не думала об этом… — сказала я только для того, чтобы не промолчать — не рассказывать же ему, в самом деле, об Игоре.

— Вот вы и ответили на свой вопрос, — в голосе Матвея не было торжества или злорадства, он просто констатировал факт.

— Павел Андреевич, я так понимаю, что вы говорили о себе.

— В определенной мере, да. Когда-то, очень давно, я взял на себя ответственность за свою семью, кое-что об этом вы уже знаете. С тех пор ничего не изменилось, разве что семья стала значительно больше, — лицо Матвея, раньше спокойно-безразличное, осветилось гордой улыбкой счастливого отца семейства.

— Но, как я смогла понять, Лидия Сергеевна послала Власову фотографию без вашего ведома, я права?

— Вы неправильно поняли. Во-первых, мамуля — случай совершенно особый. Вы ведь видели вчера мой особняк? Он вам понравился?

— Зачем вы спрашиваете? Это же сказка, просто чудо какое-то.

— Так вот, если мамуля захочет его сжечь, просто так, не объясняя причин, ну, каприз у нее такой появится, то я сам, своими собственными руками, оболью его бензином и поднесу спичку, чтобы ей не утруждаться. Понятно? — я растерянно кивнула — он был совершенно серьезен. — А во-вторых, в то время меня не было не только в городе, но и в России. Она мне позвонила и попросила разрешения послать Власову фотографию, я разрешил, но я не знал, что она пошлет именно эту, которая позволит вам выйти на меня. Кстати, как вы поняли, что я знаю малышей? — Видимо, для него Александр и Алексей навсегда останутся теми Сашей и Лешей, которых он защищал в детстве.

— По глазам. Они у вас цвет изменили, стали темно-серыми, — откровенно ответила я.

— Вы умеете видеть и делать правильные выводы. Это ценное качество для человека, чем бы он ни занимался, — он резко сменил тему. — Кстати, вы же хотели поговорить с моей мамулей… Позвоните ей прямо сейчас, а то, боюсь, у вас создалось впечатление, что я ее специально прячу. Звоните, звоните… Вы помните номер?

Я достала из сумочки сотовый телефон и набрала номер его дома. Мне ответила та же женщина, что и вчера. И наш разговор повторился слово в слово, только на этот раз меня соединили, и я услышала в трубке очень мелодичный грудной женский голос:

— Здравствуйте, Елена Васильевна, я слушаю вас.

— Добрый день, Лидия Сергеевна. Вы, вероятно, в курсе всего происходящего?

— Конечно. Если за прошедшие полдня не произошло что-то новое.

— Сегодня утром я разговаривала с Александром Павловичем. Он очень хочет встретиться с вами и вашими сыновьями. Это возможно?

— Совершенно исключено, — она сказала это так спокойно, что я поняла — решение окончательное.

Я уже не раз убеждалась, что если человек кричит «нет», топает ногами, размахивает руками и брызжет слюной, то его возможно переубедить, но когда слово «нет» произносят так равнодушно, не стоит тратить время и силы — бесполезно. Но у меня был один козырь, и я надеялась, что он сыграет.

— Лидия Сергеевна, дело в том, что ваши сыновья

— единственная надежда Власова на… Простите за высокие слова, на определенного рода бессмертие. Видите ли, в свое время он сделал операцию, после которой не сможет иметь детей. Никогда.

— Безумец, — потрясенно сказала она. — Зачем?