Если нам судьба...

Наверное, не стоит мне завтра ехать к Евдокии Андреевне. Все равно ничего нового она мне сказать не сможет. Но почему же Добрынина так упорно скрывает ее существование? Может быть, они когда-то крупно поссорились? Или все-таки поехать?

Так ничего и не решив, я пошла спать. Утро, как говорится, вечера мудренее.

ГЛАВА 6

Первое, что мне попалось утром на глаза, естественно, после голодного и требовательного Васькиного взгляда, была запись с телефоном Бобровых. Нужно будет все-таки посмотреть фотографии, чтобы отработать до конца версию Добрыниной, решила я, а потом буду размышлять, кого еще Матвей мог иметь в виду, называя ведьмой.

В начале десятого я договорилась с Ритой, что приеду к ней после двух часов, и отправилась заниматься столь нелюбимыми мной бытовыми проблемами: завезла белье в прачечную, а дубленку и осеннее пальто — в химчистку и выстояла в сберкассе жуткую очередь, чтобы оплатить все накопившиеся счета. Покончив с делами, я решила прогуляться по центральной улице Баратова, нашему местному Бродвею. Многочисленные кафе, которые с приходом весны каждый год выставляли на улицу свои столики, уже работали, и я, взяв мороженое, села под тентом.

Бездумно разглядывая прохожих, я вдруг увидела Матвея, который в окружении охранников входил в недавно открывшийся магазин игрушек «Тридевятое царство». Я встала и пошла туда же, не отдавая себе пока отчета, а зачем я, собственно, это делаю. У меня хватило ума затормозить у входа, и я стала наблюдать за ним через витринное стекло.

Он разговаривал с молоденькими девушками-продавщицами, которые, улыбаясь, ему что-то объясняли, а потом в их сопровождении пошел по залу, останавливаясь то у одного, то у другого стенда. Из глубины магазина появился средних лет мужчина, который только что не подбежал к Матвею, и замер, как собака в ожидании команды. Матвей начал что-то говорить, и тут уже забегали все: из подсобных помещений к кассе несли многочисленные коробки, потом оттуда же появился парень в рабочем халате, выслушал распоряжения, кивнул, скрылся из виду, а потом появился уже без халата. Матвей расплатился, и все пошли к выходу.

Я тут же отпрянула от окна и спряталась за большим рекламным щитом, стоящим у входа в магазин. Выглянув оттуда, я увидела, что коробки загрузили в джип, куда вместе с одним из охранников сел и парень из магазина. Сам Матвей сел в белый «Линкольн», между прочим, единственный в Баратове, и все разъехались.

Все было ясно и без слов: Матвей ждал в гости братьев с семьями и накупил все это для своих племянников. Судя по тому, какие игрушки он выбрал, это были девочка и мальчик.

Ну, что ж, тем более мне надо поторопиться разобраться с этим делом, чтобы Власов смог встретиться не только с сыновьями, но и с внуками. И я поехала к Бобровым.

Рита оказалась милой женщиной лет сорока пяти, которая к моему приходу уже приготовила альбомы, и мы стали рассматривать фотографии. Добрынины и Бобровы действительно были очень давно и близко знакомы, и передо мной проходила история жизни двух семей. Большинство фотографий меня совершенно не интересовали, и я едва скользила по ним взглядом, не особенно вслушиваясь в то, что мне говорит Рита.

— Вот это родители Сергея Степановича: Степан Дмитриевич и Антонина Николаевна, — на протянутом Ритой снимке были сидящие на диване мужчина, лет семидесяти на вид, и женщина, помоложе его лет на десять.

Есть люди, в которых с первого взгляда можно узнать потомственных интеллигентов, словно печать на них какая-то стоит. Так вот, родители Добрынина такими не были, совершенно простые лица и, главное, руки, по которым легко можно было догадаться, что поколения их предков занимались только физическим трудом. Странно, подумала я. Чудные, как назвала их Ольга Константиновна, бриллианты, которые Антонина Николаевна подарила Людмиле Павловне, и необыкновенно богатая библиотека сюда никак не вписывались.

— А вот сам Сергей Степанович. В 1973 году ему исполнилось пятьдесят лет, и юбилей отмечали очень пышно и в институте, и дома.

Юбиляр был очень похож на своего отца, только его лицо уже не носило таких явных следов рабоче-крестьянского происхождения, оно было как-то мягче, да и выражение глаз было иное.

Я машинально начала перебирать сделанные дома фотографии, когда меня словно что-то толкнуло, я стала смотреть внимательнее и увидела на одной из них Матвея. То есть, конечно, это не мог быть он, ему тогда три года было, но сходство было полным, вот только горбинки на носу не было.

— А это кто? — спросила я, показывая на него.