Если небо молчит

Максим ошеломленно заморгал. Он несколько раз прочитал текст, словно тот мог измениться или растаять на глазах, как нелепая шутка сокурсника-программиста. Но сообщение осталось прежним. И означало, что Анна Ильинична Лиснянская, не испугавшись угрозы, вышвырнула его на улицу, как дырявый башмак.

Танкован нажал «вызов».

Через мгновение в трубке запищали гудки, раздался щелчок, и надменный голос начальницы произнес:

– Чего тебе еще?

– Я не верю своим глазам! – с напускной веселостью воскликнул Максим. – Наверное, я получил от вас эсэмэс, предназначенный кому-то другому.

– Тебе повторить вслух? – ледяным тоном поинтересовалась Лиснянская. – Изволь. Ты уволен, мерзавец!

– Я так и думал, что это ошибка. Там было написано – подонок, – попытался сострить он.

– Ты уволен, подонок! – незамедлительно исправилась начальница.

– Это неразумно, – вздохнул Максим. – Вы не оставляете мне выбора. Самый короткий путь между двумя точками – прямая.

– Именно поэтому я и выбрала этот путь, – отчеканила женщина.

– Что это значит?

– Я пошла к Глебу Валерьяновичу и во всем покаялась. Одинокая женщина, ищущая любви или хотя бы понимания, иногда совершает непростительные ошибки. Мне было нелегко в этом признаться, а ему – еще тяжелее услышать мое признание. – Голос Анны Ильиничны дрогнул. – Но Глеб Валерьянович оказался настоящим мужчиной, великодушным и сильным человеком. Он простил меня…

– Простил как мужчина или как директор? – перебил Максим. – Падшая женщина и скверный руководитель – не одно и то же.

– Он простил меня! – с вызовом повторила Лиснянская. – Я сделала ему очень больно, но он справился с этим. А про тебя сказал, что ты редкий негодяй. И я лишь повторяю то, что просил передать тебе генеральный директор: ты уволен! Иди, размещай свои ролики, киноман!

– Глеб Валерьянович – джентльмен, – стараясь не закричать от отчаяния, усмехнулся Максим. – Но, согласитесь, знать, что между нами что-то было, – это одно, а видеть, как это было, – нечто совсем другое. Такое зрелище может выбить из колеи даже очень сильного человека.

– Ты его не знаешь, сопляк! – презрительно фыркнула Анна Ильинична. – Он даже смотреть не станет эту гадость. Это ниже его достоинства.

– Не беда, – процедил Танкован. – Другие сотрудники, я уверен, не столь брезгливы. Уже завтра им будет что обсуждать в курилке и за обедом. Я позабочусь об этом.

– Валяй! – разрешила Лиснянская. – Заботься! Если у тебя больше нет ко мне вопросов, господин порнорежиссер, разговор окончен. И не вздумай заявиться в бухгалтерию. Расчета не будет. А тебя самого попросту возьмут за шиворот и выкинут вон. – Она победно хмыкнула. – Неудачник! – И повесила трубку.

Максим уронил руки. Он проиграл. Блестяще разыгранный дебют обернулся разгромным поражением. Этого не может быть! Где он допустил ошибку? Что не просчитал? Разумеется, его двухходовая комбинация – не шедевр шахматного искусства, но зато она была выверена и несколько раз отыграна за противника. Какой ответный маневр Лиснянской остался непредугаданным? Явка с повинной к Глебу Валерьяновичу? Он оценивал этот вариант как маловероятный. Шанс был настолько ничтожен, что позволял продолжать игру. Он и сейчас уверен, что женщина блефует. Унтерофицерская вдова Лиснянская пошла и высекла себя! Чушь! Она слишком высокого мнения о себе как о женщине и как о профессионале. Однако почему Анна Ильинична так уверенно держится? Почему блефует без опаски? Куда подевалась ее осторожность?

И тут Максима осенило. Он зажмурился и уронил голову на руки. Камера! Его цифровая камера с драгоценным файлом, скопированным только в служебный «Эппл», осталась на рабочем столе! Тогда, после красивого шаха, поставленного Лиснянской, он подхватил под мышку глупое чучело и, переключившись в азарте на Светку, ринулся к ней на встречу, совершенно позабыв, что оставляет в тылу противника свое главное оружие – компромат, добытый тяжелым трудом!

Танкован застонал. Теперь из-за одной чудовищной, нелепой ошибки рухнуло все. Он остался без работы, без денег и без надежды в два хода изменить свою жизнь. Его честолюбивым мечтам сбыться не суждено.

Он не знал, конечно, но мог бы догадаться, что в эту самую минуту Анна Ильинична Лиснянская, уединившись в своем кабинете, удалила последний файл с его компьютера и весело подмигнула объективу, торчащему из кофра на ее рабочем столе:

– И на старуху бывает проруха, верно? А Глеба расстраивать незачем. Он еще нужен мне…