«ЕСЛИ» №6(208) 2010

Расплодившиеся за последнее время импозантные специалисты в области всеобщего и полного гуманизма выступали с требованиями оставить разумное оружие в покое, разумеется, лишив предварительно способности убивать. Да откуда бы им знать, убогим, что оружейный нейрометалл в принципе отличается от нейрометалла общего применения! Что способность к убийству закладывается уже при его создании, и никакие стишки, сочиненные юной системой залпового огня, или песенки, трогательно прошепелявленные по всеобщей информационной сети скучающей термобарической бомбочкой, не помеха основному инстинкту любой боевой системы.

Впрочем, пора было идти. В Центре ждать не любили.

Еремей брезгливо покосился на вывешенную на двери комнаты сына майку с надписью «Я Танк». Майка была несвежей, изображенный на ней аляповатый танк, горестно свесивший трубу масс-драйвера, — уродлив и жалок.

«Настоящие танки из нейрометалла прекрасны», — зло подумал он, ткнул в сенсор и вышел из дома на улицу.

Журналисты, конечно же, были тут как тут. Давешняя передача велась прямо от его подъезда, он это знал, но все равно пошел, потому что его ждала работа. Работа наоборот, то есть уничтожить то, что им было создано раньше. Ему казалось, что он всегда знал — такое время наступит, и готовился к этому. Вот оно и наступило, только он оказался не так уж и готов. Плохо, наверное, готовился.

Потянуло вечерним холодком. Озябшая дамочка-бомба, полагая, что уже сыграла свою роль, торопливо застегивала блузку, но, завидев вышедшего из подъезда немолодого, слегка прихрамывающего человека, самоотверженно рванула пуговицы и стремительно заколыхалась ему навстречу.

— Я — Бомба! — закричала она, косо надвигаясь на Еремея. — Убей меня или хотя бы…

«Гадость какая», — подумал он, опуская голову и делая шаг в сторону.

Негустая толпа протестующих испуганно расступилась, пропуская его к служебному глайдеру.

— Ирод, — услышал он за спиной. — Ерёма-Ирод! Детоубийца!

Черная, выгнутая наружу дверь без стекла опустилась, напрочь отрубая внешние звуки.

«Вот я и получил последнее имя», — усмехнулся он.

Нашарил в кармане пиджака пачку презираемых цивилизованными людьми сигарет, закурил — здесь можно, здесь никто не видит. «Да и какое мне дело? Кто пожелает мне здоровья? Ведь теперь меня зовут Еремей-Ерёма-Ирод. Нельзя желать здоровья Ироду. Не принято».

— В Центр, — хрипло выдохнул он вместе с дымом.

— Не бережете вы себя, Сергей Павлович, — укоризненно прогудел глайдер. — Разве вам не известно, что курить в наше время просто неприлично? Хотите…

«И здесь нейрометалл, — подумал Еремей. — Хорошо еще, что не оружейный, хотя, может быть, и не очень хорошо. С оружейным я бы мигом разобрался».

Глайдер негромко булькнул и замолчал. Видимо, почувствовал что-то. Нейромашины вообще очень восприимчивы. Дальше они двигались в тишине.

2.

Когда в начале XXI века появилось первое интеллектуальное оружие, никому и в голову не приходило считать его разумным или способным хоть на какие-то эмоции. К примеру, тот же боевой беспилотник, в сущности, оставался самолетом, снабженным более или менее совершенной вычислительной машиной, системой технического зрения для обнаружения и распознавания целей, подсистемами управления средствами поражения, ну и, естественно, самими средствами. Обыкновенная стрекоза по сравнению с ним была истинным совершенством. И не только в смысле аэродинамики, а прежде всего потому, что умела принимать решения и выполнять их. Однако стрекозу никто не считает интеллектуальным насекомым, а вот первые боевые аппараты, действующие без человеческого экипажа, сразу же были записаны в интеллектуалы. Хотя на самом деле экипажи и операторы еще как имели место быть, только находились не в кабинах беспилотных самолетов и не на танковых ложементах, а поодаль, там, где меньше риска погибнуть. Так что, как ни крути, а шовинисты мы, люди, все-таки. По крайней мере, по отношению к стрекозам. Да и к механизмам тоже.

«Убиваю не я, убивает оружие», — говаривал персонаж одного древнего компьютерного шутера.

Врал, подлец! Не оружие убивает, а человек. Потому что именно человек пишет программы для процессоров боевых роботов, а без этих программ железяка, пусть самая страшенная, ничего не может. Ничего не может, потому что ей ничего не нужно. Желание убить себе подобного присуще только человеку. Ну, и в какой-то степени некоторым животным. Впрочем, человек — существо весьма и весьма лукавое. Желание убить самому у него может начисто отсутствовать, но зато наличествовать воля и умение внушить это желание другому. Программисты, сочиняющие программы для боевых роботов, в большинстве своем милейшие люди. Они даже бабочку, сдуру угодившую в кружку с пивом, и то не прихлопнут. Аккуратно возьмут за крылышки, вытащат и посадят сушиться на край пепельницы. Программы эти добрые люди пишут, однако убойные. В прямом смысле этого слова. Потому что работа такая.