Если очень долго падать, можно выбраться наверх

— Перестань.

— Государственного секретаря, Гноссос, прикуси язык.

— Государственного секретаря?

— Очередной Даллес. А теперь готовься. Готов? Сьюзан Б. Панкхерст — Дочь Американской Революции.

— Ну да?

— Прямой потомок Джона Адамса.

— Не может быть.

— И всего, что мы знаем о Джоне Адамсе.

Гноссос сел.

— Стоит Карбону уйти — по какой угодно причине, скажем, принять пост в кабинете, — и она становится Президентом университета.

— Стоп.

— Таков регламент. Бумага лежит у тебя под локтем. — Овус достал из колоды пиковый туз и показал его Гноссосу. Затем опять заговорил в интерком:

— Сестра Фасс, еще двойную «метаксу». — Отложив карту в сторону, он глубоко вздохнул и временно погрузился в молчание. — Калвин Блэкнесс у нас в хунте. Так же как и ваш друг композитор Грюн.

— Врешь.

— Спроси сам.

Тихо вошла сестра Фасс и налила в пустой стакан Гноссоса новую порцию «метаксы», предварительно достав хирургическими щипцами из ведерка кубик льда. Затем пощупала у Овуса пульс.

— Вас ждут люди из хунты, сэр. И я могу заняться адресографом — начиная с одиннадцати ноль ноль.

— Через минуту.

Она вышла, виляя задом, и Гноссос сказал:

— Нет.

— Что нет?

— Я не могу. Это не моя сцена. Слишком много политики.

— Все когда-нибудь бывает de novo [36], дружище.

— А мне насрать.

— Мисс Клея тоже с нами.

— Что?

— Как и Фицгор. И твой кореш Хеффаламп, по крайней мере — пока не уехал на Кубу. Мы победим, Гноссос, и vae victus [37], когда это произойдет. Ты хочешь Prix de Rome[38]? А Пулитцеровскую премию?

— А как насчет травы? Я просто спрашиваю, учти?

— Наше доверенное лицо только что выиграло попечительство в Сандозе.

— В Сандозе?

— Одноименная лаборатория. Крупнейший в мире производитель синтетического мескалина. Хочешь заняться исследованиями?

— Стоп! — Гноссос подпрыгнул и зашагал по ковру от стены к стене. Перевернул бейсбольную кепку задом наперед, потом козырьком в сторону и наконец опять прямо. Остановился и щелкнул костяшками счетов. — Ты злостное дерьмо, ты знаешь об этом, Овус?

— Au contraire, Гноссос, я творю добро. — Овус выпрямил спину и снял очки. — Закрытое сообщество — вот наше убежище и спасение. Ответы на вопросы непосредственной выгоды, как тебе известно, применимы и к микрокосму. Почти по определению, nicht wahr[39]?

— Хватит. Я ухожу.

— Подумай как следует.

— Я занят. Пока. Уколись стрептомицином, перестанешь капать. Триппер действует и на голову тоже.

— Все может быть. Sholom aleicheim[40], Гноссос.

Дверь широко распахнулась и вплыла сестра Фасс все в том же полосатом халате. Но вместо сестринской шапочки на голове у нее теперь был закручен узел с воткнутыми в него карандашами. Она без слов села около адресографа, ловко засунула в него подносик с табличками и наступила на педаль стартера. Следом появились Джуди Ламперс в бирюзовом ангорском свитере, Дрю Янгблад в белой рубашке, Хуан Карлос Розенблюм в огромном «стетсоне», и декан Магнолия в мятом льняном костюме.

— Добрутро, мстр Паппадопулам. — Магнолия с натянутой улыбкой.

Говорить Гноссос уже не мог. За деканом вышагивал Джордж Раджаматту, прижимая ухом транзисторный приемник и держа в руке термос, в котором брякали кубики льда.

Когда общество заполнило комнату, сестра Фасс ко всеобщему удивлению почтительно произнесла:

— Готовность номер один.

На запертом телефоне мигала лампочка — судя по всему, уже несколько секунд. Овус отстегнул ключ от платиновой цепочки, висевшей у него на шее. Потом замер и перевел многозначительный взгляд с Гноссоса на сестру Фасс, которая тут же объявила:

— К сожалению, мистер Паппадопулис, вам придется уйти.

Ему указывали на дверь.

В коридоре на больничной каталке его ждал Хеффаламп. Увидев Гноссоса, вскочил и вытащил из кармана часы.

— Быстро, Папс, у нас нет времени.

— Боже, что еще?

— Некогда болтать, пошли, рис и все остальное я уже купил.

— Рис?

— Свадьба, старик.

От этого слова у него мерзко закружилась голова. Скользя мимо органов чувств, больничные стены валились прямиком в безумие.

— Вы с Джек, старик, нет, только не это, она же лесби.

— Утихни, Папс.

— Мне плохо.

Хефф усадил его на каталку и повез к выходу.

— Это английская цаца, как ее там? Памела.

— Уотсон-Мэй?

— Ага, мы уже опаздываем. Джек взяла у Фицгора «импалу».

Гноссос тер пальцами глаза и так в кресле выкатился через викторианские двери на яркое солнце. Машина с опущенным верхом стояла у обочины, Джек впихнула его внутрь, улыбаясь и ни о чем не спрашивая. Когда они отъехали, он жалобным голосом произнес:

— Сумасшедшая сука. Сказала мне, что Симон отравился выхлопом.

— Так и есть, старик. — Хефф с переднего сиденья. — Это уже другой.

— Другой?

— А ты не слыхал? Фицгор разве не говорил?

— Кто, черт побери?

— Моджо.

Услыхав это имя, он мягко повторил его в пространство рядом с собой — так, словно там сидел еще один Гноссос:

— Моджо.

— Насколько я знаю, он хотел, чтобы ты был у него шафером, но тебя не смогли найти.

— Моджо?

— Пришлось брать этого мальчика Хипа. — Они повернули на Авеню Академа. — Давай, Джек, быстрее, уже началось, наверное.