Если очень долго падать, можно выбраться наверх

— Ей это нафиг не нужно, детка. Она отлично знала, что я скажу нет. Ей надо было прикрыть больничные интрижки. Эта сука со мной играла.

Хефф смотрел на неуклюжего пеликана, который вдруг замедлил ленивый полет, сложил крылья и, словно мешок с камнями, рухнул на воду.

— Послушай, Папс, и постарайся въехать в то, что я скажу. Впервые с тех пор, как я с тобой связался, я вижу, что ты очень херово вляпался. До сих пор ты умудрялся не зависнуть ни на чем серьезном, и я никогда особо не парился, как ты там выкрутишься, ты всегда был крутым парнем; но сейчас ты влез во что-то очень личное, и мне без дураков страшно. Я не могу придумать рациональной причины, но чувство очень херовое, и ты должен это знать.

Пароход загудел, показался мигающий маяк, и Гноссос обернулся к бело-розовым отелям, расплывающимся в той части горизонта, где остался Майами.

— Это все из-за мартышки, ты бы не говорил, если б знал, — устало сказал он.

— Что еще за мартышка?

— Там, в Афине.

— Ого, старик, неужели ты ширялся?

— Нет, детка, эта тварь другой породы. А может и нет, я так и не понял. Блэкнесс ищет картину, сечешь?

— Ты вообще-то себя нормально чувствуешь?

— Бет говорит, он никогда ничего не найдет, а Кристин боится, что оно придет опять.

— Ох, бля…

— Он хотел ее убить, ясно?

— Пошли выпьем.

— Он вонял мочой.

— Чуть-чуть «Джонни Уокера» — для твоей головы в самый раз, или белого «бакарди».

— Но в комнату Ким оно не войдет никогда. Там аромат Невинности. Засекла меня с торчащим хером, теперь эта штука засела у нее в голове, будет думать черт знает что.

— А может по корытцу мартини?

Они сидели за плетеным столиком в небольшом танцзале и тянули мартини. Четверка музыкантов наигрывала мамбо и ча-ча, в центре покачивались бумажные шляпы пассажиров, сквозь иллюминаторы время от времени пробивались лучи с Флорида-Киз. Корпус корабля приятно вибрировал, в воздухе разносился теплый аромат Карибского моря. Хефф нетерпеливо ждал, когда появится его деловой партнер, а приведенный в чувство всесильным алкоголем Гноссос поглядывал на него с растущей ностальгией.

— И все-таки, что ты собираешься делать с Джек?

— Пока не знаю. Расскажи про мартышку.

— К черту мартышку.

— Послушай, старик, сперва ты залипаешь на каких-то демонах, а теперь хочешь, чтобы я забыл? Кто я тебе — бессловесное ухо?

Гноссос кинул ему сигарету и усмехнулся.

— Меня больше волнует твоя шея. Свернешь ведь, с такими-то горами.

— У меня крепкая шея, разве не видно?

— У этих кошаков настоящие пистолеты, не водяные — пробивают навылет дерево.

— Я разбираюсь в пистолетах, старик, я ходил в гарлемскую школу.

— Не тащи сюда черно-белых, детка, мне надо знать, будет с тобой Джек или нет.

— Доберемся до Гаваны — посмотрим: встретимся с людьми, добудем инфу из первых рук.

— С Буддой? Думаешь срубить бабок?

— Возможно. Я не могу сейчас обо всем говорить.

— Красный Хеффаламп.

— Замнем.

— Они играют в пятнашки, детка.

— Знаю, но что с того? Я сыт по горло: все только пиздя т, и никто нихера не хочет делать. Кошак из Сьерры уже поднялся, обратно его не загонишь.

— Я от него балдею, детка — он лихо свингует, я просто торчу.

— Он классный, старик, он сам по себе. Батиста со своей армией ловит его по всему острову, а ему пофиг.

— Если он творит все это один, то да, у него есть чему поучиться. — Гноссос чертит на запотевшем стакане полоски. — Джек лучше туда не лезть.

— Она сама разберется.

— Может быть. Но это не значит, что ты можешь чистеньким уйти в сторону. Просто разойдитесь по нулям, в таком вояже тебе не нужны поклонницы. И уж точно — отчеты в Афину.

— Это нечестно, старик….

— Ты знаешь, о чем я.

— Может быть.

— И еще, это важно, ты слушаешь?

Он не успел договорить — внимание привлек небольшой переполох, вдруг поднявшийся в танцзале. Огромная, как дирижабль, фигура, разметая всех по сторонам, прокладывала себе путь сквозь качающиеся пары. Фигура была одета в шелковый двубортный костюм, бордовую шляпу, бело-коричневые туфли и курила черную итальянскую сигару.

— Кажется, это ко мне, — заерзал Хефф.

По-слоновьи переставляя ноги, человек направлялся к их столику. Во рту у него не хватало зуба, а пиджак угрожающе топорщился. Увидав их и не обращая внимание на перешептывание туристов, он расплылся в улыбке. Гноссос полюбовался на отвисшую челюсть Хеффалампа и объявил:

— Аквавитус.

— Хноссас, — достаточно громко отозвался человек и протянул унизанную кольцами руку. — А ты, верно, будешь Хипаламп?

Сигарета неуклюже вывернулась у Хеффа изо рта и плюхнулась в мартини.

— Я к вам присяду, аха? — спросил Аквавитус. — Потолкуем о деле. — Он опустился на стул; в это время от эстрады отделился скрипач и принялся бродить между столиков. Подошел робко улыбающийся официант. — Мне, — приказал Аквавитус, — «Бролио Кьянти» 47-го, халоднае, но штоб не сильно, ты меня понял. Ребятам — чего хотят.

— Мартини, — сказал Гноссос. — Без оливки, а ободок протрите лимонной коркой.