Если он опасен

Еще больше тревожило то, что отец покинул мать, но не избавился от мучений. Аргус опасался, что, расправившись с врагом и покинув Санданмор, окажется в столь же печальном положении. Если тщеславие не лишит способности думать и не заставит видеть только то, что захочется видеть, то придется честно признаться самому себе: чувства Лорелей глубоки до самозабвения. Проблема постепенно принимала иной оборот: уже не приходилось решать, можно ли рисковать счастьем любимой, женившись на ней. Нет, предстояло ответить, допустимо ли покинуть ее, даже не попытавшись сделать счастливой.

Из глубокой задумчивости его вывел неожиданный шум. Аргус поспешил к двери и выглянул в коридор. Подняв платье почти до колен, по лестнице с несвойственной ей поспешностью спускалась Олимпия. Из соседней комнаты показались взволнованные Яго и Леопольд — очевидно, они тоже услышали странные шаги.

— Что случилось? — испуганно воскликнул Аргус.

Запыхавшись, сестра преодолела последнюю ступеньку и бросилась к выходу.

— Дети! С ними что-то случилось! Где этот чертов пруд?

— Недалеко.

Аргус машинально проверил, на месте ли пистолет, и бросился вслед за сестрой.

Яго и Леопольд не стали дожидаться особого приглашения и тоже побежали, а возле конюшни к господам присоединились верные слуги: Уинн и Тодд безошибочно чувствовали, когда требуется помощь. Вопросов никто не задавал; все знали, что выпытывать у Олимпии подробности бессмысленно: истинным провидцем она не была и чаще всего руководствовалась безотчетным, но в то же время безошибочным предчувствием. Да, верить ей следовало безоговорочно, и сейчас оставалось одно: держать под контролем безумный страх за детей — за всех, но в первую очередь, конечно, за Дариуса и Олуэна. Интуиция подсказывала, что опасность грозит именно им.

Рональд сидел на берегу пруда с удочкой в руках и безмятежно наслаждался теплом и покоем. Впрочем, время от времени он бросал зоркие взгляды на вереницу рыбаков и не мог не заметить, что все, кроме мистера Пендлтона, выглядели вполне счастливыми. Прекрасный летний день требовал, чтобы все дружно вышли на воздух и от души насладились благосклонностью природы. К сожалению, наставник предпочитал домашнее затворничество.

После проведенной в размышлениях бессонной ночи герцог решил сохранить нейтралитет и позволить дочери и сэру Аргусу выяснить отношения без посторонней помощи. Сам он пережил два неудачных брака, но не потерял способности радоваться. И все же приходилось признать, что его трудности несравнимы с проблемами Уэрлоков. Далеко не все люди обладали способностью рассуждать, рационально противостоять суеверию и страхам. Но Лорелей отлично умела думать — в ее здравомыслии сомневаться не приходилось. Было обидно и даже оскорбительно сознавать, что тот, кого девочка полюбила, мог предположить, что она когда-нибудь бросит мужа и собственных детей. Но, к сожалению, трагическая история необычного семейства изобиловала подобными случаями.

Воспоминания о неудачных женитьбах помогали понять сомнения Аргуса. Первый опыт оказался самым тяжелым: Рональд был отчаянно молод и столь же невинен, как и супруга, а первый вкус страсти — к сожалению, только с его стороны — перерос во влюбленность. Увы, юная леди не ощутила ничего, кроме отвращения, и сохранила неприязнь на всю свою недолгую жизнь. Рождение детей вызвало в ее душе отторжение столь резкое, что она так и не смогла простить мужа и даже самих малышей за перенесенные мучения. Кроме того, первая герцогиня Санданмор считала, что герцог ведет себя глупо: не пользуется многочисленными преимуществами высокого титула, не стремится к власти, а с работниками и арендаторами обращается как с равными. А самое главное, она с первого дня возненавидела Макса и постоянно изводила Рональда требованиями уволить дворецкого: по ее мнению, тот постоянно превышал полномочия.