Если он опасен

Аргус видел, что сестра готова спорить, но выражение лица лорда Санданмора заставило ее смолчать. Олимпия покорно отошла в сторону, присела на диван и приготовилась слушать разговоры джентльменов, а Аргус спросил себя, удастся ли ему когда-нибудь перенять магический взгляд. В одном сомневаться не приходилось: исполнить роль герцога не доведется при всем желании.

— А кто из вас лучше всех стреляет с большого расстояния? — деловито уточнил Рональд.

— Конечно, Яго, — не задумываясь, ответил Леопольд. — Но и Бенед почти не уступает.

Он посмотрел на молчаливого силача.

— В таком случае необходимо обеспечить надежным оружием обоих.

Герцог и Леопольд углубились в обсуждение конкретного плана действий. Время от времени Аргус ведшая в разговор и выражал собственное мнение, однако лорд Санданмор оказался столь же силен в стратегии, как и барон Старкли, так что вскоре сэр Уэрлок полностью положился на мнение специалистов и уселся на диван рядом с Яго, не забыв налить стаканчик бренди. Оба с интересом наблюдали, как в процессе спора постепенно вырисовывается картина наступления и захвата хижины.

— Не терзай себя, твоей вины здесь нет, — тихо произнес барон Аппингтон и улыбнулся в ответ на мрачный взгляд кузена. — Даже Рональд так считает.

— Можешь меня не успокаивать. Разве не ясно, что Корник захватил Лорелей лишь для того, чтобы добраться до меня?

— Возможно, рассчитывает, что ты сломя голову бросишься освобождать дочку герцога.

— Нет, скорее всего, просто разнюхал, что ее судьба мне небезразлична. Одно неясно: ради чего он до сих пор за мной гоняется? Теперь уже не один я знаю, кто он такой и чем занимается. Так почему же не спасает собственную шкуру? Проще всего было бы уехать из страны.

— Для того чтобы эмигрировать, нужны деньги, а у Корника их нет, — вступил в разговор герцог. — Не случайно сэру Уэрлоку приказано явиться на встречу с десятью тысячами фунтов стерлингов в кармане. По сравнению с жизнью моей дочери — сущая мелочь, однако сумма показывает, что как бы бандит ни шпионил, узнать обо мне сумел очень мало.

— Десять тысяч фунтов? — Олимпия с сомнением покачала головой. — И вы готовы немедленно собрать такую сумму наличными?

— В любую минуту. Деньги в доме есть всегда, так как приходится регулярно платить жалованье и покупать необходимые товары, которые не производятся в поместье. К тому же собирался на днях сделать щедрый подарок еще одному внуку — старшая дочь недавно родила мальчика. Сначала я подумал, что можно схитрить: положить настоящие деньги сверху — совсем немного, — а на дне спрятать нарезанную бумагу, но потом решил, что обман обернется дополнительной опасностью, ведь Корник обязательно проверит.

— Неужели он пошел на преступление ради денег?

— Думаю; жажда наживы с самого начала руководила его действиями. Ну, а потом, когда операция провалилась, возникла необходимость заставить платить сэра Уэрлока — вернее, меня.

Леопольд кивнул:

— Чаффингтон, несомненно, обещал за Аргуса щедрую награду, а теперь ждать нечего, и Корник пытается восполнить потерю. Сомнений нет: деньги ему нужны, чтобы уехать подальше и надежно спрятаться. — Барон Старкли презрительно поморщился: — Ну а прятаться он намерен с максимальным комфортом.

— Не исключено, что идея выкупа созрела в последнюю минуту, — заметил герцог. — Что ж, давайте закончим обсуждение и подведем итоги. Во-первых, можно с определенной долей уверенности утверждать, что за нами никто не следит. У негодяя остался один-единственный сообщник, которого он никуда от себя не отпустит.

— Так и есть, — подтвердил Аргус. — Корник понимает, что кто-то должен прикрывать тыл, даже если удастся выйти из переделки живым. Точно так же он отдает себе отчет в том: что Лорелей необходимо оставить живой и невредимой, любое насилие равноценно смертному приговору самому себе.

— Будем надеяться, что это обстоятельство преступник осознает в полной мере, — негромко подтвердил герцог. — Если бы он дал себе труд подробнее изучить мой характер, то убедился бы, что не существует на свете такого уголка, где бы я его не отыскал.

Слова прозвучали сдержанно, однако за внешним спокойствием и Аргус, и остальные услышали клятву разгневанного отца.

Лорелей открыла глаза и с трудом сдержала стон. По пути, недалеко от деревни, она попыталась вырваться и убежать, однако безжалостный удар лишил ее сознания. Голова раскалывалась от боли, мысли путались. Хотелось одного: свернуться калачиком, сжаться и снова погрузиться в небытие. Лицо саднило, а выглядела она, должно быть, не менее красочно, чем Олимпия несколько дней назад.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, куда ее привезли. Хижина старого дровосека Джеймса. Только у него был такой огромный, почти от стены до стены, очаг, а на некрашеном деревянном полулежал потертый ковер из оленьей шкуры. Когда-то давно, еще в детстве, Лорелей приходила сюда с отцом и до сих пор помнила, как герцог шутил, что старик держит в доме улику, за которую и на виселицу недолго отправиться.