Если останемся живы...

Пилот второго самолета уяснил, что дело серьезно и простым выводом противника на посадку не обойтись. Без долгих размышлений он нажал на гашетку. Из-под крыльев сорвались две ракеты в блистающем ореоле.

Ратников еще успел увидеть их. Красивые, мелькнуло у него в голове. Элегантные воздушные акулы, несущие смерть. Больше никогда и ни о чем он уже не думал.

Когда морские пехотинцы высадились на остров, они застали там одного лишь профессора Филлингема. Шатаясь, старик шел навстречу крепким парням в камуфляже. Командир группы капитан Райт подхватил его, чтобы не дать упасть. Серебро седых волос профессора пылало в электрическом свете. Капитан Райт видел, как шевелятся губы старика, но не мог разобрать, что тот пытается высказать. Он наклонился ближе к профессору.

— Зачем? Зачем, Господи? — шептал старик.

Что мог ответить ему капитан Райт?

10

Доктор Ладыгин укладывал чемодан. Он заранее запасся визами нескольких стран, денег у него хватало, но его ждало не увлекательное путешествие, а печальное изгнание.

Что деньги, когда дело его жизни погибло! Крах наступил по дьявольской иронии из-за того, чего как раз и опасался Ладыгин: фактора Шалимова.

Как это случилось, ему не суждено было узнать, потому что вся его информация ограничивалась одним ночным телефонным звонком.

— Шалимов бежал. Скрывайтесь, — произнес хорошо знакомый голос, и прерывистой лентой потянулись гудки отбоя.

За себя лично Ладыгин не волновался. Мистер Браун не выдаст его, не выложит на холодные препарационные столы контрразведчиков труп их совместной мечты. Но сама мечта испарилась, как мираж.

Владимир Сергеевич не ошибался. В последнем разговоре с Шебалдиным, Ласкеровым и Кориным — последнем разговоре в его жизни вообще — глава организации ничего не сказал о существовании Ладыгина.

Впрочем, для дела это уже не играло роли.

После исчезновения главы программы исследований так или иначе развалятся. Возможно, опытами заинтересуется ФСБ. Ну и пусть, концов они не отыщут. Разрозненные показания свидетелей и странная аппаратура непонятного назначения — вот все, что у них будет. Даже квалифицированные эксперты смогут лишь определить, что приборы и устройства Ладыгина пригодны для применения в нейрохирургии и экспериментальной психологии.

Но для чего они использовались на самом деле?

Никаких компьютерных дискет, никаких записей и рабочих журналов. Вся сложнейшая, грандиозная информационная структура проекта хранится в одном надежном сейфе — в мозгу доктора.

Но Ладыгин — всего-навсего ученый, он не бизнесмен, не организатор. Ему хватит денег на жизнь, но он не сумеет превратить эти деньги в еще большие деньги, чтобы финансировать исследования. Не сумеет найти базу, и ни один научный институт мира не окажет ему поддержки. Во всех без исключения странах опыты на человеческом материале преследуются как преступные, а мартышек доктору Ладыгину не достаточно. Вероятно, коекакие спецслужбы вопреки закону проводят подобные изыскания, и им наплевать на то, что Ладыгин лишен медицинского диплома. Они примут его с распростертыми объятиями. Но они присвоят добытые им результаты. И его работа послужит очередному безумному плану переустройства мира.

У Ладыгина тоже имелся такой план, но доктор отнюдь не считал его безумным. И он был близок, так близок к осуществлению!

Московская ночь встретила его жарким валом разогретого воздуха и редкими огнями фонарей. Ладыгин сел в машину, включил двигатель. Он ехал нарочито медленно, словно боялся уронить достоинство слишком поспешным бегством.

Проблемы с отъездом заняли больше времени, чем рассчитывал Владимир Сергеевич. Только вечером он прибыл в международный аэропорт. Таможня отнеслась к нему так же, как и к другим пассажирам, повышенного внимания он не привлек.

Доктор Ладыгин беспрепятственно прошел в самолет, который по расписанию вылетел в Лондон.

11

— Жаль, что приходится отпускать его, — сказал Корин сидящему за рулем Шебалдину. «Волга» мчалась на дачу генерала Рубинова, предупрежденного об их визите телефонным звонком. Ласкеров сидел сзади.

— Видишь ли, Сергей. — Шебалдин зажег от прикуривателя новую сигарету.

— Бертенев, в общем-то, прав. С ним мы попали в чертовски затруднительное положение. О суде не может быть и речи, и что прикажешь с ним делать?

— Но не благословлять же на все четыре стороны!

Шебалдин хмыкнул, притормозил перед светофором.

— Ну, не так уж на все четыре… Одним из требований Бертенева были чистые документы. Вот мы ему и подберем… Не совсем чистые. Словом, за ним будут присматривать. Если он будет сидеть тихо в какой-нибудь латиноамериканской дыре — так и пусть себе, это же вроде пожизненного заключения.

А попробует выпендриваться…

— Что тогда?

— Мало ли, — уклончиво ответил Шебалдин. — Бывают, например, несчастные случаи…

«Волга» свернула в переулок и прибавила скорость. Генерал Рубинов в принципе не ожидал звонка Шебалдина. Он скорее ждал не оговоренного предварительно посещения, поэтому с некоторым удивлением выслушал телефонную тираду полковника.