Если остаться жить

Ире ответили, что Бори нет дома, но ответили не сразу, а после того, как узнали, кто его спрашивает. И по тому, как у Иры спросили, «кто спрашивает», и как потом молчали, прежде чем сказать «его нет дома», Ира поняла, что Боря дома и не хочет подойти. Ира даже представила, как это все было. Соседка спрашивала, Боря стоял рядом, потом соседка прикрыла трубку рукой и прошептала: «Знакомая» — и Боря жестом ей показал, что его нет дома.

Если бы это был не Боря, а кто-нибудь другой, Ира бы, наверное, так не отреагировала. Но Боря! Боря, с которым у нее установились такие взаимно доверительные отношения… Как же он мог?.. И почему?..

Ира снова сняла трубку. Первая она бы никогда не стала его обманывать, но в ответ… Ира набрала Борин номер.

— Попросите, пожалуйста, Борю, — позвала Ира низким голосом.

И конечно же Боря оказался дома.

Ира решила не выяснять по телефону, почему он скрывается от нее, она выяснит все, когда он придет. Но Боря не может прийти. У Бори болит зуб.

— Я заговорю вам зуб, — пытается шутить Ира, — приезжайте на такси, у меня есть деньги.

Но Боря ничего не хочет.

— Я вам больше никогда сама звонить не буду, — говорит Ира. Она ждет, что Боря начнет оправдываться, разуверять ее, уговаривать.

— Вы правы, — говорит Боря спокойно.

Ира бросила трубку. А теперь ей невыносимо от этого. Ира снова снимает трубку. Она сейчас позвонит ему и попросит прощения. Ведь у человека действительно может болеть зуб. Да так болеть, что он и соображать ничего не будет.

— Попросите, пожалуйста, Борю, — говорит Ира своим голосом.

— Кто его спрашивает?

— Знакомая.

— Его нет дома.

Ира больше не звонит и не меняет голоса. Зачем? Ведь она теперь уже точно знает, что Боря дома и открыто ей хамит.

Ира лежит на диване. Она устала. Болит голова. Все, что было хорошего сегодня, исчезло куда-то. И Сева, и кафедра, и Марк со своей просьбой — все это сейчас как мираж. А реальность — Боря. Ира уже поняла, что случилось. Она сама во всем виновата: ведь она сама ему указала, «к какому берегу надо плыть». Что же она теперь от него хочет? Наверное, он сейчас с Галиной. И дальше будет с Галиной. Ирина дружба больше не нужна. Нужна одна Галина.

А Ире нужно спокойствие. Нужна мама. Нужен Илья Львович. Значит, она выбрала то, что для нее важнее.

Ира убирала раскиданные по всей комнате ботинки, чулки, шапки, когда дверь открылась и вошел Илья Львович. От неожиданности Ира вздрогнула: она не слышала, как папа пришел домой.

— Испугалась? — спросил Илья Львович, и по тону, каким он спросил, Ира сразу поняла, что он выпил.

Илья Львович вообще-то не пил, только по особым случаям, и всегда любил рассказывать, как ему никогда не удается провести Иру: «Представляете, достаточно мне выпить рюмку, чтобы Ира уже почувствовала». Но сейчас Ира видела, что Илья Львович выпил не одну рюмку.

— Что будет? — спросил Илья Львович, глядя прямо Ире в глаза.

Ира ничего не ответила. Тогда Илья Львович начал делать круги вокруг кресла, повторяя на разные лады: «Что будет? Что будет?»

Когда Илья Львович выпивал, он любил шутливо изводить Иру, повторяя одну и ту же фразу то басом, то нараспев, то еще как-нибудь. Но раньше это была фраза «Где мой маленький Пусик?», которая произносилась то ласково, то с угрозой: «Где мой маленький Пусик!!!»

Это неважно, что его маленький Пусик сейчас лежал в больнице. Раньше бы это не имело значения, раньше он бы все равно повторял эту, и только эту, фразу. Ведь когда он повторял эту фразу, он всегда знал, где его маленький Пусик.

Но сегодня он забыл эту фразу. Зато он придумал другую: «Что будет?»

В последнее время Илья Львович вспоминал про Инну Семеновну, только когда разговаривал по телефону с кем-нибудь из родственников. Вспоминал, чтобы сказать с раздражением: «Ей лучше, но она ведь очень мнительная».

Ира привыкла, что мнительная — она, Ира, и вдруг мнительной стала мама. Ее мама, которая бегала всегда за всех, бегала из последних сил, не замечая, где и что у нее болит.

Ира была ошеломлена несправедливостью слов Ильи Львовича, обвинявшего Инну Семеновну в мнительности. Но потом поняла: слово «мнительность» просто орудие в руках Ильи Львовича против того, кого он решил уничтожить.

— Что же будет? — уже не говорил, а распевал на разные голоса Илья Львович.

Ира молчала.

— Молчишь?! — Илья Львович сел в кресло. — Когда я умру, тоже будешь молчать? Я тебя спрашиваю? — настаивал Илья Львович.

— Не говори чепухи.

— Это не чепуха. Я так жить больше не могу. Не могу!

Илья Львович произнес последнее слово четко и по складам. Потом встал и вышел.

Ира слышала, как он лег на свою кровать и через некоторое время засопел, как сопят люди во сне.

Сначала Ира бездумно слушала это мерное сопение, и вдруг в ее памяти всплыл эпизод из детства.

Ире было тогда тринадцать лет и она училась в шестом классе. В тот год впервые она увидела папу. Нет, не Илью Львовича, а своего родного папу. Папу, которого арестовали, когда ей было три года. Ира знала, что папу обвинили несправедливо.