Если парни всего мира…

— Продолжай все-таки вызывать Берлин, — настаивает слепой.

— Конечно. Продолжаю.

Оба расценивают молчание берлинских радиолюбителей как личную неудачу.

Через полчаса французский самолет будет в Темпельхофе.

4 часа 50 минут (по Гринвичу)

на борту «Марии Соренсен»

В кубрике обнаженные до пояса рыбаки выстроились в ряд и ждут укола. Капитан переходит от одного к другому, держа в руке клочок ваты и шприц.

— Ерунда все эти уколы... — ворчит Франк.

Ларсен пожимает плечами:

— Не нам судить.

Матрос, первый услышавший радио, почувствовав приближение кризиса, сам пошел в барак к больным.

Закончив делать уколы, капитан собирается вернуться в рубку, но Франк останавливает его:

— Надо что-то предпринять.

— Что я, по-твоему, должен делать?

Франк орет:

— Не будем же мы сидеть здесь сложа руки и ждать, пока подохнем!

Снова нарастает возмущение. Со всех сторон поднимаются крики. Ларсен спокойно говорит:

— Жду ваших предложений.

Вперед выходит Мишель:

— У меня есть предложение: спустить на воду шлюпку. Здоровые могут покинуть судно.

— В такую погоду! Вы с ума сошли.

— Все же больше шансов спастись, чем оставаясь здесь с больными.

Остальные шумно поддерживают его:

— Раз уж нельзя от них избавиться, надо уйти самим.

— Это единственный способ спасти шкуру.

— Предпочитаю бороться с волнами, чем с болезнью.

— В сто раз лучше рисковать утонуть, чем сгнить тут.

Капитан не намерен спорить. Рыбаки так настроены, как будто обвиняют его, капитана, в том, что он препятствует им принять меры к спасению своей собственной жизни. Ларсен безразлично машет рукой:

— Делайте что хотите.

Крики внезапно стихают. Теперь, когда рыбаки одержали верх, они чувствуют себя менее уверенными. Они хотели бы, чтобы капитан взял на себя инициативу бегства с корабля. Мишель спрашивает:

— Вы даете нам разрешение?

Ларсен выпрямляется во весь рост:

— Нет. Не разрешаю. Я запрещаю. Но с некоторых пор я вижу, что уже не хозяин у себя на судне, поэтому и говорю: делайте что хотите. Идите на самоубийство из страха умереть.

— Вы не поедете с нами?

— Конечно, нет.

— Из-за... Олафа?

— Не ваше дело.

Возможно, если бы Олаф был здоров и хотел во что бы то ни стало уйти с судна, Ларсен последовал бы за ним, зная, что поступает неосмотрительно. Он не подозревал до сих пор, что так любит сына.

Ему не терпится поскорее отделаться от этих одержимых, подняться в барак. Он-то не боится заразы.

— Почему вы приказали застопорить машины? — спрашивает Франк так тихо, словно говорит сам с собой.

— Потому, что дал наши координаты парижскому доктору. Нам сбросят сыворотку на парашюте.

— Когда она прибудет?

— Не знаю. Если у вас нет терпения ждать, бегите.

— Не так просто доставить сюда лекарство из Парижа.

— Хоть бы поскорее его отправили!

Мишель кричит:

— Какое им до этого дело! Они-то небось не заразятся. Им спешить некуда. А мы пока что можем сдохнуть!

— Не думай, что ты меня убедишь своим криком, — отвечает капитан. — Уверен, что они делают все возможное, чтобы помочь нам. Удастся ли им, это другое дело.

5 часов (по Гринвичу) в Брауншвейге

Добравшись до аэропорта, Беллами встречает товарища, возвратившегося из ночного полета. Старается убедить его лететь с ним дальше в Берлин. Тот колеблется. Беллами настаивает: дело касается очень важного поручения. Товарищ хотел бы видеть приказ. Так как Беллами не может предъявить его, летчик не соглашается. Он не может так рисковать: «Разбуди кого-нибудь из начальства, тогда охотно полечу». Но Беллами не желает будить начальство. Его объяснение было бы слишком длинным и путаным. Он не уверен, что этот разговор кончился бы для него успешно. И уж во всяком случае прибыл бы с опозданием к месту назначения. Сейчас каждая минута на счету. Оставив опешившего коллегу, Беллами бежит к ангару, куда только что поставили приземлившийся истребитель.

— Выводите машину, — приказывает он механикам. — Я должен немедленно вылететь.

Они удивлены, но выполняют приказ.

Товарищ издали наблюдает за Беллами. Он сомневается, имеет ли право разрешить Беллами летать на его самолете. После недолгих колебаний говорит себе, что, если бы не случайная встреча с Беллами, он ничего не узнал бы о его намерении. Беллами показался ему очень возбужденным, момент для спора с ним явно неподходящий; к тому же спорить все равно бесполезно. Сейчас пять часов утра. Он устал и хочет спать. Решительно направляется к выходу. Механики выкатывают машину на дорожку.

— Горючего достаточно? — спрашивает Беллами.

— Надо еще подзаправиться.