Если полететь высоко-высоко…

СКРИПАЧ

посвящается Леониду Енгибарову

.  Он выходил –

.        лукавый шут, мартышка!
.  В огромном фраке, фалдами пыля…
.  Смычок в кармане,
.         скрипочка под мышкой,
.  Измятой шляпы пыльные поля.

.  Вот в позу встал.

.        Поправил бант атласный.
.  Приладил скрипку – и хотел начать.
.  Но тут пошли ужимки и гримасы,
.  Прыжки,
.     паденья,
.         слёзы в три ручья…
.  Он так смешно терял смычок и шляпу!
.  Листками нот всё забросал вокруг…
.  Он скрипку тряс,
.        просил,
.        грозился,
.        плакал, –
.  Он так хотел извлечь хотя бы звук!
.  Всё было тщетно.
.        И паяц несчастный –
.  Чем вызвал у толпы восторга крик –
.  Взял скрипку
.        и разбил её на части!
.  И вдруг опомнился.
.  И над смычком поник…

.  Опять я вспомнила то пепельное лето…

.  Тебя – мой незадачливый скрипач.
.  Унылый бант, горошек на жилете…
.  Смешон – хоть плачь!

МОЙ цирк. Который был впаян в моё сердце, как кардиостимулятор.

ПОСЛЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

…Когда затихнет в душном зале смех

И в раздевалке шарканье и топот, –
В пустом партере тополиный снег
Повиснет меж колонн дремотой тёплой…

Когда артисты по домам уйдут

В сопровождении поклонниц пылких, –
Униформисты клетку разберут
И мётлами сметут с ковра опилки.

Тогда реклам рассыплются огни…

И подсчитает выручку кассирша,
И растворится вестибюль в тени,
И шорохи дождя манеж услышит…

И, вспоминая о прошедшем дне,

Задёрнут желтоватой, мутной дымкой,
Манеж лежит как бы на тёплом дне
Уютного мирка, где спят в обнимку –

С котёнком лев и с воронёнком лис…

Ущербная луна обходит купол…
А где-то, в дальнем уголке кулис,
Влюблённая в Петрушку плачет кукла…

Написала целую книгу. И назвала её «Тёплый купол».

* * *

Прибежала радостная и взволнованная мама:

– Тебе звонил Юрий Никулин!

– Никулин? А по какому поводу?

– Вот его телефон. Он просил перезвонить ему. Короче: он теперь в редколлегии циркового журнала, и хочет напечатать твои стихи! У него что, есть твои стихи?

– Да, когда-то давала почитать… Ещё когда в цирке работала осветителем. И он не вернул тетрадку. Так они ему понравились.

– Ой, как здорово! Ну, беги, звони ему скорее! Вот, я тебе уже пару «двушек» захватила…

* * *

Звоню из ближайшего телефона-автомата.

– А, привет! – говорит Юрий Владимирович весело и дружелюбно. – Ну, как дела? Какие у тебя новости?

– В Литературный институт поступила.

– Поздравляю! Рад за тебя.

– Правда, это не совсем новость, я уже на третьем курсе.

– Тем более, поздравляю! А я вот тут разбирал свой архив и обнаружил твою тетрадку со стихами. Перечитал. Они мне ещё больше понравились. Хочу напечатать в нашем, цирковом журнале. Даже странно, что они до сих пор не были напечатаны. Такие отличные стихи! Никто о цирке так не пишет, как ты. Там, в тетрадке, и телефон твой обнаружил. Позвонил. Но оказалось, ты там больше не живёшь. Напугал твою маму. Говорю: «Это говорит Юрий Никулин», а она – «Мужчина, перестаньте хулиганить!» Строгая у тебя мама. А у тебя телефона разве нет?

– Нет, только телефонная будка.

– А стихи новые о цирке есть?

– Много!

– Ну, тащи их тогда все в редакцию! Только она теперь не в цирке на Цветном, как раньше, а на Кузнецком мосту. Когда принесёшь?

– Да хоть завтра!

– Отлично! Тогда они успевают в следующий номер!

* * *

И они действительно вышли в следующем номере.

Целая подборка! С такими чудесными рисунками…

Жаль только, что фамилия художника не была указана.

* * *