Если случится чудо

Смотрю ему в лицо, и что-то вакуумом выкачивает из моих легких кислород. Пока я целовала Мэла, его лицо стало мрачным как черная туча. Сейчас он совсем не похож на того лукавого и очаровательного парня. Он напоминает алчущего крови демона: густые брови сведены вместе, глаза мечут молнии, рот искривлен и подергивается, как ледяной шторм.

– Нет? – шепчу я.

– Нет. Ни черта на поцелуй не похоже, и это точно не наш первый поцелуй.

Не успеваю я опомниться, как он хватает меня за талию и резко прижимает спиной к машине. Я выгибаюсь дугой и издаю стон, когда его руки находят мои щеки, шею, волосы. Они всюду. Он осьминогом оборачивается вокруг меня: теперь не оплетает, а обуздывает. Безумие, но внезапно дождь заканчивается и сквозь облака пробивается солнце.

Мою холодную кожу согревает солнечный свет, а остальное довершает Мэл, излучая тепло, от которого к низу живота приливает жар.

Когда наши губы снова встречаются, это не просто касание – это нападение. Мэл проталкивает мне в рот язык и испускает рык. Языки сплетаются, рыщут, изучают, дерутся. Он животное, ведомое плотским инстинктом, и по-звериному жадно меня пожирает. Мы целуемся, целуемся и целуемся. Господи, и как же невероятно он целуется. Мэл восхитительно пахнет, на вкус божественен, а когда опускает голову на мою шею, оставляя на ней засос, я округляю глаза и вспоминаю, что Кэтлин еще здесь.

Она бдит за нами через окно. По ее щекам бегут слезы, ладонь прижата к стеклу, на котором отпечатался белый след. Я практически ощущаю силу ее прикосновения, словно моя кожа и есть то стекло.

Мы с Мэлом уже не целуемся. Мы фактически занимаемся любовью посреди улицы. Он обхватывает губами мой язык и засасывает в рот.

– Господи, – шепчет он, опуская губы на чувствительную плоть моего плеча, поднимается вверх к подбородку, а потом возвращается к губам. Мэл до сих пор не подозревает, что за нами наблюдают. – Рори, ты горишь под моими пальцами. Как же мне тебя отпустить?

«Горишь». Непривычные слова, учитывая, что мне всегда холодно. Но я чувствую то же самое. Притяжение. Ноющую боль. Это ощущение не такое уж и нежное, приятное и желанное. Я, рыжеволосая ведьма, объятая пламенем у позорного столба, смотрю, как меня испепеляет огонь Мэла.

Я резко отстраняюсь от него и бормочу:

– Здесь не стоит.

Мэл снова целует мои губы. Потом нос. Потом лоб. Он не может остановиться. Совсем себя не контролирует.

– Давай заберем твои вещи из того дорогущего отеля и вернемся домой. Хочу провести в тебе каждую оставшуюся минуту до твоего отъезда.

– Что?

– С тобой. Что за пошлые у тебя мысли, девочка.

– В этом ты сам виноват! – смеюсь я.

– От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Почему мы до сих пор здесь и обсуждаем эту тему?

В смятении сажусь на пассажирское сиденье и пристегиваюсь. Мэл размещается за рулем и заводит машину. Несколько часов назад он выпил довольно много пива, но все равно выглядит трезвым. Я смотрю на дом напоследок и ловлю на себе взгляд Кэтлин. Ее глаза мокрые от слез и припухшие. Я не люблю выглядеть стервой, но и не люблю сдаваться без борьбы.

Не оглядываясь и не замечая Кэтлин, Мэл выезжает на дорогу и резко разворачивается назад, в Дублин. Наши руки соприкасаются, и я чувствую то, что не могу объяснить словами. Словно нас связывает не только плоть. Я убеждаю себя, что это чувство не значит ровным счетом ничего, что чувствую это только я, но потом убираю руку, зажав ее бедрами, и мы с Мэлом вздрагиваем, будто кто-то отключил нас от электричества.

«Гореть под твоими пальцами все равно что вернуться к жизни», – думаю я.

По пути я понимаю, о чем толковал отец Доэрти. Я – серая белка, непрошеный вредитель, который ворует у местных. Хитрая, умеющая выживать и пораженная болезнью крыса. Но злодеи – это всего лишь неверно понимаемые герои. Я узнала это в тот день, когда поняла, что заклятый враг моей матери – Глен – был героем, с которым я хотела познакомиться всю свою жизнь.

Я устраиваюсь поудобнее и, когда Мэл тянется взять меня за руку, не противлюсь, переплетая наши пальцы поверх коробки передач.

Жизнь слишком коротка, чтобы не целовать того, кого хочешь.

На полпути к Дублину я кое-что вспоминаю.

– Мэл?

– Принцесса? – отвечает он так естественно, словно мы отлично поднаторели в беседе друг с другом.

– Ты упоминал какую-то иронию, но так и не дошел до сути.

– Я? – делано-простодушно уточняет парень.

– Скажи же.

– Даже если это уже неправда?

– Тем более.

– Ну мое имя, Мэлаки, означает «ангел», но в подростковом возрасте Кэт всегда утверждала, что я дьявол, потому что однажды обязательно ее уничтожу. Уверен, в большинстве случаев она шутила. Я всегда был зачинщиком какой-нибудь проделки. Лазал по деревьям, зажигал самодельные факелы, пытался объездить корову…

Судя по его подергивающимся губам, я понимаю, что он пытается сохранить лицо, что он предчувствует готовящееся произойти бедствие.

– Но все же я чувствовал, что отчасти она искренне в это верит. Вот почему я всегда держал дистанцию. Подсознательно всегда боялся ее обидеть.