Если случится чудо

– Отпусти меня! – орет Рори. Дождевые капли стекают с ее носа, ресниц, уголков красивого и грустного рта. – Пожалуйста, оставь меня в покое. Больно. Как же больно. – Она начинает рыдать, падает на колени и повержено опускает голову.

Я кладу на ее макушку ладонь, шестым чувством понимая, что Рори нуждается в прикосновении. Не знаю, как я это понял. С Рори я просто действую.

Увидев ее в Нью-Йорке, я в ту же секунду ощутил порыв накинуть на нее свое пальто, потому как знал, что она всегда мерзнет. Сейчас делаю то же самое. Снимаю охотничью куртку и набрасываю Рори на плечи, откидывая ее мокрые волосы за спину, потому что они наверняка ей мешают.

– Почему все так развалилось? – У Рори дрожит голос. – Ты вдовец. Моя сестра мертва. Она ненавидела меня всей душой, а теперь я вынуждена жить с этим до конца своих дней. И я даже отцовский голос слушать не могу без истерик. Смерть повсюду. Даже в день нашей встречи я была на кладбище. Словно мы связаны болью. Каждая минута в твоем доме рвет меня на части, а я устала чувствовать себя истерзанной.

Я поднимаю ее на руках, хоть она и сопротивляется и снова оседает на землю. Дождь бьет по лицу. На мне только футболка, и я знаю, что завтра поплачусь за свою самонадеянность, но сейчас меня это не волнует.

– Не говори так. – Я стираю пальцами ее жгучие слезы, будто под дождем это важно. Но это важно. Для меня.

– Почему?

Потому, что ты единственная, благодаря кому я чувствую себя живым.

– Да, куда ни взгляни, всюду смерть. Но и жизнь тоже. Тебе нужно просто присмотреться.

– С чего вдруг тебя стало это волновать? Ты говорил, что Кэтлин в Дублине, – пытаясь отстраниться, упрекает Рори.

– Она в Дублине, – хриплым голосом говорю я, чувствуя, как горят уши. – Похоронена на том же кладбище, о котором ты только что говорила. Рядом с твоим папой.

– Мэл, Мэл, Мэл.

Рори вбирает в себя все эти эмоции, а их много.

Она тонет в них, а я не могу ее вытащить. Только времени это по силам.

– Нет. Прошло восемь лет. Жизнь продолжается.

– Мне нужно уехать. – Она суматошно оглядывается и кусает губу.

Я приподнимаю подбородок Рори, чтобы она взглянула на меня.

– Ты доведешь дело до конца, принцесса.

– Теперь я принцесса? Да что тут происходит? Это… это неправильно. И нечестно по отношению к Кэлламу.

– Отказаться от такого предложения было бы нечестно по отношению к тебе.

– Пообещай мне, что будешь вести себя хорошо, – говорит Рори. – Скажи, что перестанешь быть таким злобным. Но еще… – Она морщит носик. – Но еще пообещай, что не будешь излишне незлобным. Признай, что договор на салфетке всего лишь ошибка юности, что не станешь преследовать меня. Кэллам такого не заслуживает.

Я качаю головой.

– Прости.

Я не договариваю, что не могу – или не хочу – соглашаться на все ее условия или что Кэллам просто не походит на подходящего для нее парня. Рори для него слишком несовершенна.

Но никогда не скажу ей такое в лицо. И несовершенство ее в хорошем смысле. Кэлламу нужна Барби, с которой он сможет играть в идеальный дом. С Рори он не справится.

– Сейчас пора возвращаться.

– Да зачем? – вскрикивает она.

– Затем, что нам еще два месяца нужно опекать Ричардса, и терять голову – не выход. Тем более из-за того, что на радиостанции, на которой не поняли, что Рождество закончилось, без видимой причины крутили песню твоего заурядного почившего отца, которого ты знать не знала.

Теперь Рори смотрит на меня, и в ее зеленых глазах плещется все мировое горе.

– Для чего я здесь? – спрашивает она. Тихо. Сурово. Как преподавательница.

В ее голосе слышится угроза, и я хочу высосать эту угрозу из ее рта и собрать языком остатки яда. Но поцелуи подождут. Если поцелую ее сейчас, не смогу остановиться, а мне завтра утром рано вставать. Я дал клятву, которую намерен хранить, – и к черту Рори, Эштона, Райнера и весь мир в целом.

– Что еще за вопрос? – Я веду большим пальцем по ее щеке к уголку рта.

Она разрешает мне. Сама того не осознает, но разрешает.

Прощай, Пижон.

– Я про то, почему ты не противился? Когда заметил меня в том банкетном зале, почему решил, что совместная работа будет разумным поступком? И почему ты так на меня злишься? Что тебе от меня нужно, Мэлаки? – Рори бьет кулачками меня в грудь, отпихивает и стучит ногой по луже между нами.

Дождь все идет, но нам плевать. Рори опять трясет, и на сей раз не от холода. Она выгибает спину, уголки губ расслабляются, и все ее тело буквально кричит: «Секс, секс, секс». Я стою перед ней и, когда она снова набрасывается на меня, принимаю на себя удары.

– Сдавайся, – шепчу я. – Я хочу, чтобы мы оба сдались, Рори, как ты и обещала восемь лет назад. – До того, как жизнь омрачила все, что у нас было.

– Но договор пропал. Его больше нет! – возражает она.

– Вот что тебе нужно? Листок бумаги? – спрашиваю я.

– Бумага – важная вещь. Брак тоже лист бумаги.

– Да, но люди разводятся.

Рори качает головой:

– Договора больше нет.

Я поднимаю ее и молча веду домой.

Рори

В кои-то веки я просыпаюсь посреди ночи, чувствуя тепло.