Если смерть умрёт

Борис Алмазов Если смерть умрёт

Часть первая

Дети обезьян

1.

– Вот, товарищ майор,… Был СССР – кому мешал? Нет СССР! Теперь всем хорошо?! Да? Был Сухуми, – нет Сухуми! Все было: кафе – санаторий, кушай – гуляй… На здоровье пожалуйста себе. Одни развалины теперь! Раньше: такси бери – поезжай. Хочешь – Гагра. Хочешь – Адлер – Сочи… Хочешь – куда хочешь… Теперь все! Бензин нет! Машин, автобус, такси – нет. Целый майор пограничной службы – офицер – в тележке, как мороженое, едет! Скоро на ешаках ездить будем! – возница, горестно вздыхая, вытащил сумки майора из брички, передал солдату не солдату, непонятно какому. Тот был в солдатской форме, но без погон, а самое главное – седой и на вид лет пятидесяти – шестидесяти.

«Вольнонаемный? – подумал майор. – На заставе? Совсем служить некому, что ли?»

Недавно газетный заголовок поверг его в тоску: «У границы – женское лицо». Шестьдесят процентов личного состава на «тихой границе» – женщины! А здесь еще чище – старик! Причем, здесь – горячая точка, здесь постреливают…. Чудеса, да и только!

– То ли еще будет! То ли еще будет! То ли еще будет ой, ой, ой! – припомнилась ему, когда-то очень популярная песенка.

Непонятный солдат или вольнонаемный, к удивлению майора, легко, одной рукой сгреб тяжеленные вещи майора и поволок их в уцелевшую половину дома, что была уже под новой крышей. Другая, торчала в небо скелетом обгорелых стропил и, как десна с выбитыми зубами, розовела разбитой стеной.

– На лошадках тоже хорошо, – примирительно сказал майор, доставая деньги.– Как в старину.

– Мы здесь уже все, как в старину! Скоро при лучине жить будем! – отвечал возница, вытирая руку о штанину и готовясь принять деньги.

– Какая то у вас конская порода интересная,– попытался перевести разговор на другое майор, – Никогда таких лошадей не видел. Ушастенькие, какие – то…

– Эээээ … Где тут лошади видишь, уважаемый? Это – мулы. Старые уже. Молодых нет. Была ферма для мулов, единственная в СССР. Теперь нет. Я там зоотехником работал.

– А мулы, что, не лошади?

– В некотором смысле – да! По видимости. В другом смысле – совсем наоборот – даже ослы! У мула папа – осел, а мама – лошадь. А если папа – лошадь, а мама – осел, то получается лошак. Мул – хороший, послушный, сильный, но – урод, – наклоняясь к самому лицу офицера, почему-то полушепотом, заговорил бывший зоотехник, ныне погонщик мулов: – Детей не имеет! Способность размножаться не имеет.

– Импотент, что ли? – удивился вольнонаемный, возникая в проеме двери.

– Ай, обижаешь! Зачем так говоришь! Просто разное число хромосомных пар. Природа барьер поставил! Почему нельзя кошку с собакой скрестить? Почему нельзя коня и корову скрестить? Число хромосом не совпадает, – бывший зоотехник возбудился и со всем абхазским азартом пустился в пространные рассуждения о генетике, которая еще совсем недавно была неизвестна, и скрещивали, что попало и с кем попало, опираясь только на опыт предков: – Но природа положил барьер! А может быть Господь Бог! Почем я знаю?! Потому что не выводится никакой новый порода! Мул и все! Природа! Его не обманешь… Хромосомы – шмаросомы, а не обманешь! Не хочет и всё! И всё! Вообще! Вот грузины хочут, чтобы мы забыли, что мы абхазы… А мы не хочим! Природа того не хочет и мы не хочим, и не будем! И всеё

В полном экстазе погонщик мулов вскочил на бричку, схватил вожжи и, размахивая кнутом, заорал: «Никогда! Никогда!». Мулы затопотали, прядая ослиными ушами и собираясь принять с места. Но бывший зоотехник соскочил с облучка, и вновь посунувшись своим, хрящеватым носом к самому носу майора, зашептал:

– В уочень крайнем случае, в уочень совсем крайнем… Кроем кобылу ослом получается мулица… Женщин. Самка. А для нее мул самец – нету! Мужчина мул – нет! Тогда, что мы делаем, что? – закричал он, ввинчивая кнутовищем в ладонь: – Думай! Просто совсем! Сам думай! Кроем мулицу жеребцом, кроем мулицу, что? – Ослом! И что ты думаешь? Мул получается? Как бы не так! Из под жеребца – жеребенок, из под осла – осел! Понимаешь? Круг замыкается! – он прочертил кнутом в воздухе огромный круг, – Опять – осел и опять – лошадь… Беспородный! Весь хороший селекционный качества утрачены. Совсем грубый дикий лошадь и совсем дохлый осел. Но не мул! Не выводится абхазогрузин! Либо абхаз, либо грузин! Хоть ты весь мир переверни. Нет, и всё! Природа не позволяет…– с гордостью за неподатливость и упорство природы, он важно поднялся на скрипучую бричку. Тожественно уселся на облучок – и уже оттуда, провозгласил раздельно: – Не селекционируется! Вообще! Революция – шмаралюция, капитализм – социализм и обратно капитализм говенный! А природу не обманешь! Он не хочет. Барьер! Стена! Вообще! – Аша! – мулы дернули, бричка загрохотала по каменистой дороге. – Не селекционируется!– донесся издали торжествующий крик погонщика мулов.

– Абхазцы всегда так орут? – спросил майор контрактника, входя в дом.

– Дык че он орал, что ли?

– Я думал – мне в горло вцепится.