Если спросишь, где я: Рассказы

— Какие полсотни? Я дал ей семьдесят пять. Она забыла про другие двадцать пять. Однажды днем я заскочил к ней и отдал ей еще две бумажки по двадцать и одну пятидолларовую. Заметь, дал наличными, вот она и забыла, память у нее ни к черту. Послушай, — начал он снова. — Даю честное слово, на этот раз я тебя не подведу, клянусь Богом. Сложи все, что я тебе должен, и прибавь к той тысяче, которую я у тебя прошу взаймы, — и я вышлю тебе чек на всю эту сумму. Единственно, о чем я тебя умоляю, — не обналичивай чек в течение двух месяцев. За это время я встану на ноги, расплачусь с кредиторами, и тогда ты получишь свои деньги. Итак, до первого июля, ни днем позже, — даю честное слово, и на этот раз, вот увидишь, я сдержу свое обещание. Мы как раз сейчас затеяли продажу небольшого участка — так, ничего особенного: Ирма Джин получила его недавно в наследство от покойного дяди. Все уже на мази, сделка состоялась — осталось обсудить кое-какие детали и подписать бумаги. И потом, мне подвернулась работа. Это железно. От дома, правда, далековато — пятьдесят миль, придется каждый день мотаться туда-сюда, но это пустяки! Я бы и сто пятьдесят согласился наматывать, лишь бы получить это место. Так что через два месяца у меня на счете будет кругленькая сумма — не сомневайся! Получишь ты свои денежки к первому июля, все до единого цента, как пить дать получишь.

— Билли, я тебя люблю, — сказал я. — Но пойми, мне приходится тащить на себе весь этот воз. Ты не представляешь, какая это тяжесть. Я страшно устал.

— Именно поэтому на этот раз я тебя не подведу, — подхватил он. — Слово джентльмена. Даже не сомневайся. Ровно через два месяца ты получишь от меня чек — клянусь! Мне нужно всего два месяца. Пойми, брат, у меня больше никого нет, один ты. Ты — моя последняя надежда.

Конечно, я сделал, как он просил. Оказалось, в банке у меня по-прежнему был кредит, — сам не ожидал, так что я взял тысячу под проценты и послал ему чек. А он мне выслал свой, — в общем, мы обменялись чеками. Я приколол его чек на стенку в кухне рядом с календарем и фотографией сына, где он стоит под деревом. После этого стал ждать.

Ждал я долго. И вот, наконец, получаю от брата письмо с просьбой не обналичивать чек в тот день, о котором договаривались. Пожалуйста, подожди еще немного, — писал он. Произошли кое-какие непредвиденные события: место, которое ему пообещали, в последнюю минуту «уплыло», — это одна неприятность. Другая связана с продажей участка — в последний момент сделка развалилась: жена таки не решилась расстаться с семейной собственностью, — как-никак несколько поколений вложили в землю свой труд. И тут ничего не поделаешь, это ее земля, и она не хочет никого слушать, — объяснял он в письме.

Примерно тогда же позвонила дочка и сообщила, что какой-то подонок забрался в ее трейлер и вынес буквально все. Все ее имущество. Первый раз она ушла в ночную смену на консервную фабрику, а вернулась, дом пустой: вынесли всю мебель — даже ни одного стула не оставили, кровать — и ту утащили. Теперь им придется, как цыганам, спать на полу, — жаловалась она.

— А где же был этот твой, ну как его? — спросил я.

Как она объяснила, днем он пошел искать работу. Хотя на самом деле небось ошивался где-нибудь с дружками. В общем, она толком не знала, где его носило, да он с тех пор и не появлялся.

— Хоть бы утонул что ли, — в сердцах сказала она.

Детки были у няни, когда случилась кража. Короче, не дам ли я ей немного взаймы на покупку подержанной мебели, — она отдаст мне сразу, как только получит зарплату. Было бы здорово, если бы деньги пришли до выходных, — тогда она смогла бы купить самое необходимое.

— Мне просто в душу плюнули, — сказала она. — Такое чувство, будто тебя изнасиловали.

От сына из Нью-Хемпшира пришло письмо — тому позарез необходимо уехать в Европу. Пишет, что он в подвешенном состоянии: летом у него выпускные экзамены, и как только они закончатся и он получит диплом, он ни дня не останется в Америке. Общество здесь насквозь меркантильное, он просто задыхается: все говорят только о деньгах, больше их ничто не интересует, его от всего этого уже тошнит. Яппи он быть не собирается: карьера — не его стезя, и вообще он не таков. Словом, если бы я помог ему в последний раз с покупкой билета до Германии, он слез бы с моей шеи.

Не написала только моя бывшая, — да и с чего бы ей писать мне? Все и так ясно.

Матушка в письме сообщила, что решила экономить на медицинских чулках и краске для волос. Надеется, что в этом году ей удастся начать откладывать на черный день. Но пока у нее не получается. Не ложатся карты, видно, не судьба.

— А как ты? — спрашивает в письме. — Как все? Надеюсь, у тебя все хорошо…

В общем, отправил я еще несколько переводов и, затаив дыхание, стал ждать.