Но я не обижаюсь. Она и представить себе не могла, на что себя обрекала, согласившись, чтобы я жил у нее — ну, после того, как моя жена меня выставила. Наоборот, мне ее жаль. И дело вот в чем: накануне Рожества она получила результат теста на рак шейки матки, и прогнозы оказались неутешительные. Ей нужно было идти на прием к врачу, причем сразу после праздников. В общем, было от чего запить. Помню, купили мы тогда выпивку, еду и пили несколько дней подряд, до самого Рождества. Нам даже Рождество пришлось идти отмечать в ресторан, поскольку ей было не до кухни. Вместе с ее наглым молокососом мы, помню, открыли рождественские подарки и потом втроем отправились в ближайшую закусочную, где готовят стейки. Есть мне не хотелось, я взял себе немного супу и горячую булочку. С супом хорошо пошла бутылка вина — моя подруга тоже выпила. Потом, уже дома, мы переключились на «Кровавую Мери», и следующие два дня я ничего не ел, кроме соленых орешков. Ну и, конечно, пил: я выпил, наверно, ведро бурбона. Куда дальше? Я ей и сказал тогда: «Милочка, пакую вещи, еду назад к Фрэнку Мартину».
Она стала объяснять сыну, что ей придется уехать на несколько дней и что ему нужно будет самому готовить. Но только собрались закрыть за собой дверь, как этот ублюдок развизжался на всю округу: «Ну и черт с вами! Уезжайте! Пропади вы пропадом!» Каков, а?
На выезде из города мы остановились купить шампанского в магазинчике, где торгуют спиртным навынос. По пути прихватили пластиковые стаканчики, купили ведерко жареных окорочков, загрузили все это в машину и под проливным дождем отправились к Фрэнку Мартину, — потягивая шампанское и слушая музыку. Она вела, я переключал музыку и разливал. Хотелось праздника, а он все не наступал. К окорочкам мы так и не притронулись.
Надеюсь, она вернулась домой жива-здорова. Если бы что-то случилось, мне бы наверняка сообщили. А так, ни она, ни я друг другу не позвонили; может, она уже была у врача, а, может, нет. Может, это вообще все ошибка: может, результаты теста перепутали, — такое бывает, правда? Но раз у нее моя машина, и я оставил в ее доме свои вещи, значит, мы обязательно хотя бы раз еще встретимся.
…Звонит колокол — такие раньше были в ходу на старых фермах, а здесь им созывают к столу. Мы с Дж. П. поднимаемся и идем в дом. Да и зябко уже сидеть на крыльце — холодает; когда говоришь, изо рта идет пар.
Утром 31-го пытаюсь дозвониться жене — никто не отвечает. Но это нормально. Ничего не поделаешь. Последний раз мы с ней говорили по телефону недели две назад, и ничего хорошего из этого не вышло: накричали друг на друга, я ее пару раз обозвал, она меня обругала «пьянью» и повесила трубку — вот и весь разговор.
А сейчас меня снова потянуло с ней поговорить — мы ведь так ничего и не решили. И потом, я оставил у нее кое-какие свои вещи.
Тут среди ребят есть один — хвастается, будто ездит по всему миру: в Европу, еще куда-то. Не знаю, может, врет, может, правду говорит — бизнесом вроде занимается. Еще он говорит, что свою меру знает и вообще он не понимает, зачем ему тут у Фрэнка Мартина прохлаждаться. Только одно не сходится: парень не помнит, как сюда попал. Хохочет: ну не помню, хоть убей! Говорит:
— Каждый может отрубиться, — это ничего не доказывает.
Он не алкаш, — внушает он нам, точно мы дети малые.
— Назвать человека алкашом — это серьезное обвинение, — развивает он свою мысль. — Такими словами хорошего человека можно запросто утопить.
Он говорит, что напрасно клал лед в виски с водой, — этот самый лед его и доконал, это из-за него вырубаешься.
— У тебя есть кто-нибудь в Египте? — обращается он ко мне. — Могу свести кое с кем.
Мы провожаем Старый год роскошным ужином из стейка и запеченного картофеля. Расщедрился Фрэнк Мартин! Я чувствую, что снова проснулся аппетит, я подбираю все до кусочка у себя на тарелке и не прочь съесть добавку. Кошу глазом в тарелку Крошки Тайни: черт побери, у него все стынет — к стейку даже не притронулся! Да, после того удара парень сильно сдал, а ведь намеревался встречать Новый год у себя дома — в домашнем халате, домашних тапочках, сидя на диване перед телевизором, рядом с женой. Куда там! Теперь он боится отсюда трогаться. И я его понимаю: стукнуло один раз, значит, может стукнуть еще. После того случая я что-то больше не слышал от него баек про всякие его шалости — его вообще не слышно не видно. Спрашиваю, будет ли он есть стейк, и он молча подвигает ко мне свою тарелку.
Ближе к полуночи в гостиную заходит Фрэнк Мартин — показать нам, какой он приготовил торт: не все еще ушли спать, несколько человек сидят у телевизора, смотрят новогодний репортаж с Таймс-скуэр. Фрэнк Мартин подходит с блюдом поочередно к каждому из сидящих. Понятно, что он заказывал в кондитерской, но все равно есть чем похвастаться: настоящий новогодний торт — большой, облитый белой глазурью. Сверху розовым кремом выведено: «Счастья в Новом году — понемногу, но каждый день!»
— Не буду я есть ваш долбаный торт! — фыркает парень, который не вылезает из Европы. — Шампанского! — хохочет.