Если судьба выбирает нас…

Сперва он измерил мне пульс, отмеряя время по большим часам на цепочке, извлеченным из кармана бриджей. Затем достал стетоскоп и продолжил осмотр традиционным «дышите – не дышите», поочередно прикладывая трубку к груди и к спине. Закончилась процедура постукиванием каучуковым молоточком по локтям и коленям. Потом доктор уселся за стол и вновь взялся писать что-то в своей тетрадке, сопровождая свои действия уже знакомым мне «трум-пум-пум».

– Ну что ж, голубчик! Я думаю, что денька через два вас можно выписывать. Здоровье у вас отменное, и задерживать я вас более не стану. – Он поправил свое пенсне. – Кушайте побольше. Я распоряжусь, чтобы вам выдали красного вина для укрепления организма. Гуляйте, дышите свежим воздухом. Попробуйте завтра заняться гимнастикой – разомнете мышцы. А во вторник приступите к службе.

– Спасибо, Валерий Михайлович!

– На здоровье, голубчик! – Доктор стал собирать свои вещи. – Я скажу полковому адъютанту, что ваше обмундирование пришло в негодность. Он пришлет кого-нибудь разрешить этот вопрос. До свидания, Александр Александрович!

– До свидания!

После того как он ушел, явился Авдеич с завтраком, и я уселся за стол – заморить червячка.

4

Досыта наевшись, я взялся за ревизию своего барахла.

Сперва принялся за брезентовый походный ранец, обшитый по углам кожей. Открыл клапан и начал разглядывать содержимое.

В левом внутреннем кармане лежал гуталин в железной баночке и сапожная щетка. В правом – завернутые в тряпицу принадлежности для ухода за оружием: отвертка, масленка, протирные штирки.

В кармане на задней стенке ранца хранился кожаный походный несессер и два куска душистого мыла, которое дала мне мама. (Удивительно, но уже сейчас я именно так и воспринимаю эту женщину – как любимую и единственную Маму.) Там же – носовые платки и жестянка со швейными принадлежностями.

На дне ранца сложены полотенца, нижнее белье, свитер. Два комплекта портянок и пара шерстяных носков. Поверх этого – кружка, в которой обнаружились два кисета – с чаем и с сахаром. Мешочек сухарей и банка мясных консервов (неприкосновенный запас).

Венчала все коробка с патронами. Ее я тут же вытащил и стал изучать надписи на крышке: «Казенный патронный заводъ г. Тула» – ну это понятно. «Патронъ унитарный револьверный 20 шт.» – тоже понятно. «Калибръ 4 линiи» – а вот это интересно!

Четыре линии – это же сороковой калибр. Десять миллиметров с копейками[10].

Неслабо! Что-то я в нашей истории таких калибров в 17-м году не припомню.

Однако память услужливо подсказала, что калибр известен на весь мир как «русский сороковой», принят основным для личного оружия русской армии в 1905 году. Причиной перехода стало недостаточное останавливающее действие старого патрона 7,62 мм «Наган». После долгих споров и испытаний различных боеприпасов решили пожертвовать унификацией револьверных и винтовочных стволов и принять самый универсальный боеприпас.

Открыв коробочку, я стал разглядывать извлеченный оттуда патрон. Длинная гильза с пулей, полностью утопленной в зауженное дульце, – явно для револьвера с обтюрацией газов.

– Для нагана, ясное дело, – вновь поделилась информацией память.

– Черт!!!

Я сидел, вертя в пальцах злополучный патрон, и размышлял о том, что с этим раздвоением памяти на «свой – чужой» недолго сойти с ума. Если осознанный «модус операнди» полностью мной контролировался, то эмоциональные оттенки воспоминаний, доставшихся мне от личности фон Аша, сильно изменяли мое восприятие. Про то, как я воспринимаю свою новую маму, я уже упоминал. То же касается всех членов ставшей мне родной семьи. При мысли об императоре Александре IV я испытывал щенячий восторг и благоговение. Всей душой ненавидел германцев и австрияков, а перед будущими сослуживцами чувствовал почтительную робость.

Выстроить ассоциативные цепочки с чужой «базой данных» пока не получалось. На любой внешний раздражитель сперва реагировала память моей корневой личности, а уж потом подключалась память реципиента, причем иногда в виде диалога с самим собой.

И что мне теперь с этим делать?

Вопрос риторический…

Но в голове как будто что-то щелкнуло – все стало на свои места…

Отложив в сторону ранец, я взялся за чемодан.

Так-с. Две простые и одна крахмальная рубашки. Один свитер. Жилетка. Гражданский двубортный костюм. Галстук. Четыре пары носков. Носовые платки. Ага, а вот и то, что я искал: черные форменные бриджи от юнкерской формы. Хоть будет что надеть, а то я так в исподнем и хожу.

В вещах обнаружился бумажник с крупной по тем временам суммой в двести двадцать рублей с мелочью и фотография в деревянной рамке. На фотографии – вся моя родня. Семейный портрет клана фон Ашей в интерьере. Я вспомнил (легко и непринужденно), как мы все вместе отправились к фотографу на Малой Бронной.

Мне оставался месяц до окончания Александровского военного училища. Четырехмесячный ускоренный выпуск. На побывку с Балтики приехал старший брат Николай – командир эсминца «Эмир Бухарский»[11]. Отец на полдня вырвался с завода. Помню, как мы дожидались, пока младший брат Федечка придет из гимназии.