Если судьба выбирает нас…

Германские солдаты уже не отходили, а залегали, а потом вновь поднимались и шли вперед.

Лично я расстрелял два магазина, вступив в бой, когда фрицы уже лезли через проволочные заграждения.

После провала последней атаки противник еще полчаса обстреливал нас силами тех же четырех батарей, а потом все затихло так же внезапно, как и началось.

Поле перед нашими позициями являло собой лунную поверхность, густо покрытую трупами в серо-мышиной форме.

Господи…

Я даже затрудняюсь предположить, сколько народу тут лежит…

Точнее, и думать боюсь…

Две роты? Три? Больше?

Действительно бойня — бессмысленная и беспощадная!

Солнце, подернутое туманной дымкой, медленно клонилось к закату.

Я сидел на ящике перед блиндажом, погруженный с головой в военно-бухгалтерские обязанности.

Настроение было препоганейшее. Сначала ефрейтор Юрец вымотал мне все нервы с отчетностью по приходу-расходу огнеприпасов! Когда учетная книга была наконец заполнена, на очереди была ведомость убыли личного состава.

С наблюдательного пункта возвратился Лиходеев:

— Кажись, на сегодня успокоился германец, вашбродь!

— Да уж… Кто-то успокоился, а кого-то мы успокоили…

— В самую суть вы сказали, вашбродь. Успокоили мы их изрядно… Вонища завтра будет — Господи спаси! Лето все ж… — сделал неожиданный вывод мой практичный фельдфебель.

— А у нас сколько упокоилось? — Я присел на патронный ящик и снял каску. Жарко!

— Осьмнадцать душ, вашбродь! И раненых, почитай, три десятка. Тяжелых мы прибрали — санитары их уже выносят. А легкие сами дойдут.

— Полста человек за день. Черт! — Я вдарил кулаком по колену. — Это что же? У нас, получается, сто тридцать человек в строю?

— Где-то так оно и выходит, вашбродь! Авось легкоранетые опосля перевязки возвернутся. Глядишь, на десяток больше будет!

— Не густо…

Ну, все! Последняя закорючка поставлена и заверена ротной печатью.

Образовавшееся свободное время я решил использовать для ухода за оружием: разобрал и вычистил автомат, набил патронами опустевшие магазины.

В ожидании ужина поразмышлял на тему «Что день грядущий нам готовит…», без особого, впрочем, успеха.

Ничего хорошего и уж тем более позитивного в голову не пришло.

Депрессия, однако…

Стресс…

11

Ближе к ночи в наши траншеи пришла команда разведчиков — пошарить по нейтральной полосе, пока саперы будут восстанавливать проволочное заграждение.

Послушать, пощупать, понюхать…

По такому случаю Казимирский отправил меня на наблюдательный пункт — бдеть, а сам завалился спать.

Благодетель…

Приведший разведчиков Лиходеев о чем-то шушукался с их фельдфебелем, настороженно косясь на меня.

Задумал что-то Кузьма Акимыч…

Как пить дать…

О, сюда идет! И выражение на физиономии хитровато-просительное…

— Вашбродь, тут такое дело…

— Ну? — Я вопросительно приподнял бровь.

— Тут, стало быть, разведка к немецким траншеям идет…

— Идет…

— Значит, нам бы того-самого… Этого… Тоже бы не худо было бы… — Темнит что-то Кузьма Акимыч. Аж дар связной речи потерял…

— И нам не худо было бы пойти? — Мысленно сложив два и два, я вычислил мотив столь пространно-нерешительных речей. — Хочешь послать солдатиков у мертвяков по карманам пошарить?

— Выходит так, вашбродь!

Ну что ж… С одной стороны — это «ай-яй-яй»! С другой стороны, меня вежливо известили о скромном намерении помародерничать, а это не может не радовать в плане дисциплины!

— Ладно! Шут с вами! Сколько думаешь народу пустить?

— Восьмерых! — выпалил Лиходеев, обрадованный моей сговорчивостью.

— Не-э… Четверых! И один из них — мой вестовой.

— Так точно, вашбродь! — гаркнул фельдфебель. Если он и был недоволен, то виду не показал.

— Жигун! — кликнул я своего самого шустрого вестового. — Пойдешь на ничейную землю с остальными… Глянешь там, что да как! Уяснил?

— Будет исполнено, вашбродь!

— Все! Сгиньте с глаз моих!

Сначала, аккуратно и бесшумно, по одному, на нейтралку ушли разведчики, следом приготовились и мои ушлые подчиненные.

Лиходеев лично проинструктировал каждого, уделив особое внимание Жигуну. Пальцем левой руки, подцепив вестового за ремешок каски, подтянул его ухо к своему рту и что-то вполголоса внушил, наставительно помахивая указательным пальцем правой перед носом гренадера.

— Уяснил, босота казанская? — закончив поучения, взрыкнул Кузьма Акимыч.

— Так точно, господин фельдфебель!

— Ну тогда идите! С Богом!

Гренадеры по очереди перемахнули через бруствер и исчезли в ночи.

Отправив солдат на задание, фельдфебель подошел поинтересоваться: «Какие будут приказания?»

— Вот что, Лиходеев! Раз уж я сегодня такой добрый, то сиди-ка ты тут вместо меня и наблюдай. А я вздремну, пожалуй! Устал, как собака, а вы тут со своими инициативами лезете!

Бросив охапку принесенного Савкой свежего сена в подбрустверную нишу, я расстегнул амуницию, пристроил в изголовье автомат и улегся спать, завернувшись в шинель. Лето хоть и теплое, а земля-то — холодная!

Уснул быстро, даже несмотря на то что в наших окопах уже вовсю шумели, разворачивая свою ремонтно-хозяйственную деятельность, бравые саперы.

12

Выспаться как следует мне так и не удалось…