— Потому что я действительно люблю тебя, Зигги, намного сильнее, чем, как мне казалось, я могу любить кого-либо или что-либо. Потому что если ты будешь любить меня до конца моих дней, этого будет более чем достаточно — это превыше моих самых смелых мечтаний и надежд. Я не исправился. Я не идеален. Но я действительно люблю тебя всем своим сердцем, Зигги, каждой его разбитой частичкой, которую я собираю воедино. Я надеюсь… если ты не чувствуешь этого сейчас, то однажды сможешь полюбить меня так, как я люблю тебя, но если этого не случится, если ты не сможешь…
— Себастьян, — слёзы текут по моему лицу. Я медленно обхватываю ладонями его лицо, большими пальцами поглаживая те складки, где не видно ямочек, но они появятся, если у меня есть право голоса в этом. — Я люблю тебя. Я любила тебя по-разному с тех пор, как ты согласился на мой безрассудный план и показал мне во многих крошечных, прекрасных проявлениях, что ты увидел во мне смелого человека, которого я только училась видеть, любить и прислушиваться к нему, с тех пор, как ты храбро открылся, впустил меня и взял мою руку в свою ладонь. Я любила тебя и не перестану любить. Я хочу любить тебя как своего друга, как своего партнёра, как того, с кем я открою для себя жизненные возможности — как внутри нас самих, так и за пределами этого дикого, необъятного мира.
— Я знаю, что я дурашливая, и немного плаксивая, и очень привязана к вымышленным персонажам, и я не всегда думала, что найдётся кто-то, кто сможет желать и лелеять эти странные, чувствительные уголки моей души, но ты это делаешь. Ты показал мне это, потому что именно так ты любишь — показывая, и если я проведу всё своё время на этом свете, испытывая эту любовь и показывая тебе свою любовь в ответ, то я буду самой счастливой женщиной на свете.
Себастьян пристально смотрит на меня, смаргивая влагу с глаз, а потом на его лице появляется улыбка, которую я так долго ждала — яркая, широкая улыбка, с длинными, глубокими ямочками. Я провожу большими пальцами по его щекам.
— Я люблю тебя, мой милый друг. Мой Себастьян.
Он прижимается своим лбом к моему и втягивает вдох, а его руки скользят по моей спине, когда он прижимает меня к себе. Поднимается ветер, мои волосы развеваются вокруг нас, заставляя его смеяться. Снежно-белые цветы осыпают нас дождём, заставляя смеяться и меня.
Под этим деревом, моим деревом, моим деревом надежд, желаний, слишком дорогим моему сердцу деревом, я кладу руку на его сердце — то, о котором я и за миллион лет не могла бы мечтать.
Его губы касаются моих, нежно, медленно. Я вдыхаю его запах, когда Себастьян притягивает меня к себе, а я обвиваю руками его шею, покачивая нас из стороны в сторону.
— Итак, — Себастьян улыбается, не прерывая наш поцелуй.
Я улыбаюсь в ответ.
— Итак.
— Почему бы тебе не показать мне этот ваш шалаш?
* * *
Моя семья — это сборище своевольных сводников. Но на этот раз я не злюсь по этому поводу. Потому что на этот раз у меня есть Себастьян и шалаш в полном моём распоряжении. По крайней мере, до конца дня и сегодняшним вечером. Это то, что мне нужно. Здесь только мы. Наконец-то.
Себастьян сидит напротив меня перед камином, который я разожгла, потому что он попросил меня об этом — думаю, в основном для того, чтобы он мог смотреть на мою задницу, пока я работаю, и уминать его бутерброд. Уже второй. Толстый, мягкий, безглютеновый хлеб, который на самом деле очень вкусный, хрустящий салат, дижонская горчица, майонез и курица, приготовленная с первыми весенними травами, которые Руни за годы взрастила в горшочках на задней террасе.
Я вздыхаю и отодвигаю свою почти пустую тарелку, слишком насытившись, чтобы есть ещё что-нибудь. Себастьян бросает взгляд на мою тарелку, прожёвывает, затем проглатывает.
— Ты собираешься это доедать?
Я улыбаюсь и пододвигаю ему тарелку.
— Налетай,
Он замолкает, не донеся бутерброд до рта, затем опускает его.
— Что это значит? Рен так называет Фрэнки.
Мои щеки заливает жаркий румянец. Я не хотела произносить это слово, просто оно приходило мне на ум каждый раз, когда я смотрела на Себастьяна в течение нескольких месяцев. Удивительно, что я не ляпнула это раньше.
Я подталкиваю его носком в бедро и улыбаюсь, немного смущённая, но очень влюблённая.
— Это означает «возлюбленный».
Себастьян смотрит на меня в этой своей манере, которую я иногда замечала, но говорила себе, что слишком много выдумываю из-за склонности к гиперактивному воображению, как и у всех любителей читать романы. Эти серые глаза с густыми тёмными ресницами смотрят горячо и голодно. Себастьян со стуком ставит тарелку на стол.
— Я больше не голоден.
— Ты уверен? Ты был не на шутку голодным.
— Был, — он берёт меня за руку и притягивает к себе. — И сейчас голоден.
Я забираюсь к нему на колени и устраиваюсь поудобнее, кладя руки ему на плечи. Он смотрит на меня снизу вверх, позволяя запустить пальцы в его непослушные тёмные волосы.
— Зигги.
— Хм? — свет целует его кадык, когда тот приподнимается при глотке. Я наклоняюсь и тоже целую его.