Он медленно начинает пятиться, увлекая меня за собой, в сторону романтического отдела, что заставляет меня улыбнуться, хотя перед глазами у меня всё застилает от подступающих слёз.
— Я рассказываю тебе всё это, потому что хочу, чтобы ты знала, что ты лучший человек, которого я когда-либо знал, Сигрид Марта Бергман, и мне очень повезло, что я могу называть тебя своим другом.
Он оглядывается через плечо, затем останавливает нас.
— Этот пиар-ход, который мы затеяли… Я знаю, что это была твоя идея, что она работает, и ты получаешь от неё то, что хочешь, но я получил от этого нечто гораздо более значимое, благодаря тебе, и я хотел… — он отпускает мои руки, затем прячет их в карманы, не сводя с меня глаз. — Я хотел показать тебе благодарность.
Я наклоняю голову, улыбаясь и изо всех сил стараясь не расплакаться.
— «Показать» мне благодарность?
Себастьян пожимает плечами.
— Говорить «спасибо» — это прекрасно, но для тебя этого недостаточно. Я хотел показать тебе. И вот мы здесь. Это место в нашем распоряжении столько, сколько мы захотим — ну, до тех пор, пока они не придут завтра в восемь утра, чтобы подготовиться к открытию. И, конечно, я не думаю, что у тебя найдётся хоть дюйм свободного места на книжных полках, но что бы ты здесь ни захотела, это за мой счёт.
— Себастьян, — шепчу я, и моё сердце бешено колотится, эти волшебные цветы распускаются во мне, слишком много, слишком чудесно, слишком прекрасно. — Спасибо.
Я подхожу к нему ближе, пока мои руки не оказываются на его запястьях, нежно сжимая их.
— Зигги, не надо…
Я прижимаю палец к его губам.
— Себастьян, не надо. Не говори мне, что я не должна благодарить тебя. Я тебя отблагодарю, — я медленно опускаю руку, чтобы убедиться, что он не собирается начинать свою обычную самоуничижительную чепуху. Удовлетворённая тем, что он слушает меня, я провожу рукой по его обнажённым предплечьям — тёплая кожа, узоры его татуировок, которые я, наконец, позволяю себе рассмотреть поближе — звёзды и планеты, растения и цветы, мифические существа и обрывки слов, разрозненные, потерянные, разбросанные по его коже. Я осторожно поднимаю руки выше, к его закатанным до локтей рукавам, к плечам.
Он резко выдыхает, когда я кладу ладони ему на грудь, пока они не оказываются прямо над его сердцем.
— Спасибо тебе, — шепчу я, не отрывая от него взгляда. — За то, что рассказал мне, за то, что доверил мне так много о себе и своём прошлом. Я не могу… — качая головой, я прикусываю губу. — Я не могу представить, что тебе пришлось пережить, когда ты был маленьким. Тебе было так страшно, так одиноко, так больно.
Он отводит взгляд, опуская глаза, но я опускаю голову, пока снова не встречаюсь с ним взглядом. Он медленно поднимает взгляд и удерживает мой.
— Мне жаль, — говорю я ему, — что люди, которые должны были любить тебя и оберегать, подвели тебя во всех отношениях. Мне жаль, что то, как ты научился выживать, причинило боль тебе и окружающим тебя людям. И я… так чертовски горжусь тобой за то, что ты хочешь чего-то большего. Нужна немалая смелость, Себастьян, чтобы захотеть стать кем-то большим, чем ты был, стремиться к жизни за пределами безопасности и контроля, которые ты для себя создал. Мне повезло быть твоим другом, пока ты делаешь это.
Себастьян накрывает мою руку своей и сжимает, крепко и долго, не сводя с меня пристального взгляда.
— Спасибо, Зигги.
Я улыбаюсь, освобождаю одну руку из его ладони и поднимаю её к его волосам.
— Моё вождение немного испортило твою идеальную прическу.
Он тоже улыбается.
— Ну, тогда исправь ущерб, который ты нанесла, женщина.
Я поднимаю руки к его волосам, расчёсывая их буйные волны, пока они не падают так, как ему нравится: слегка зачёсанные назад, с пробором слева и завитками справа вдоль подбородка. Его челюсть, по которой я провожу большим пальцем, наслаждаясь шероховатостью щетины, до подбородка и крошечной ямочкой на нём. Я нажимаю на неё кончиком пальца и улыбаюсь.
— Буп.
Он прищуривает глаза.
— Ты только что сделала «буп» моей ямочке на подбородке?
— И что, если так? — я смотрю на его губы, умоляя своё тело вести себя прилично, не разрушать этот идеальный момент между нами таким безрассудным поступком, как поцелуй с ним. — Что ты собираешься с этим делать?
Себастьян наклоняется, прижимает указательный палец к моей щеке, прямо к ямочке, затем нежно касается моей переносицы, над бровью.
— В отместку я сделаю буп на каждую чёртову веснушку на твоём теле.
Я ахаю.
— О, я знаю, о чём ты думаешь, — говорит он, подходя ближе, заставляя меня отступать вместе с ним, пока я не врезаюсь спиной в книжные полки. Его руки вовремя обхватывают меня и смягчают удар о полку, защищая меня от её твёрдого деревянного края. — Этих веснушек много, но я клянусь тебе, Сигрид — и честно предупреждаю, я действительно говорю всерьёз, потому что благодаря тебе я стал человеком слова — «бупни» мою ямочку на подбородке ещё раз и посмотри, к чему это тебя приведёт.
Я смотрю на него с бешено бьющимся сердцем, всматриваясь в его глаза.
— Человек слова? — шепчу я. — В смысле, честный? Ты будешь честен со мной?