Если ты хочешь…

– Весна, что-то не так? – взволнованно произносит муж. – Ты побледнела. Скажи, чем помочь?

– Отведи меня в туалет. Мне надо умыться.

Духин поддерживает меня за талию, помогая встать. Мы медленно бредем сквозь танцующую толпу. В атмосферу всеобщего веселья, танцев и беззаботности врывается ослепительная боль. Поясницу скручивает спазмом, в ушах ревет пульс. А по ногам… течет.

– Костя, по-моему, начинаются роды, – издаю жалобный всхлип.

Духин застывает на месте. Обводит нечитаемым взглядом банкетный зал, словно раздумывает, что делать в первую очередь?

– Майор Духин, отомри уже! Что делать будем? Скорую вызывать или поедем в роддом сами?

– Секунду, Вёська, – важничает он. – Просто у меня…это впервые. Ты как вообще? Не хочу показаться глупым, но… Ты потерпишь? Или… мне здесь организовать родильный зал? Мы всё-таки в сорока километрах от города…

– Духин, рожу и убью тебя своими руками, – шиплю, опираясь на его плечи. – Бросай все и вези меня в роддом! Не могу я терпеть! Но и здесь рожать не буду!

– Понял, Вёсь! Проблема в том, что я уже выпил. Таня! – кричит он, завидев Танюшку и Сергея.

Костя укладывает меня на диванчик в коридоре, сует под ноги подушку и, клюнув поцелуем в щеку, убегает. Эх, прав был папуля – надо было дома оставаться. Сидеть в тепленькой комнате и вышивать покрывало для Марты. А я глупая понадеялась на удачу… Глажу напряженный, как барабан живот, уговаривая дочурку потерпеть. По коридору слышатся твердые, мужские шаги и стук женских туфелек.

– Так и знала, Завьялова, что это случится на моей свадьбе! Ну ничего – хорошая примета! – Танюшка нависает надо мной, как заботливая мамаша. Гладит живот, а потом испуганно охает. – У тебя воды отходят, Весна! Платье мокрое. Нам на курсах говорили, что это признак полного раскрытия шейки матки. Костя, ее надо срочно в роддом!

– Серый, у нас в зале есть кто-нибудь трезвый? – обреченно шепчет Духин.

– Есть, брат. Я. Танюш, ты со мной? Или останетесь с Сашенькой? В принципе за ней могут присмотреть наши мамы.

– Конечно, с тобой! Весна мой близкий человек, я не могу… вот так. К тому же я уже натанцевалась. Сейчас шубку надену, а ты иди двигатель разогревай.

Снежинки тают, коснувшись горячих щек. Над головой плывут плотные облака цвета свежих устриц, голые ветки качаются от ветра, а мое тело сжимают надежные руки мужа… Моего Духина. Его губы сомкнуты, взгляд сосредоточен.

– Потерпи, Вёсенка. Потерпи, милая. Сережа хорошо водит. Мы сейчас позвоним, чтобы дали сопровождение. Доедем в город за пятнадцать минут, – сбивчиво убеждает меня он.

– Не доедем, Кость… Вызови скорую, пусть едут навстречу… У меня регулярные и очень… болезненные схватки.

Сережа застилает задний ряд сложенным вдвое одеялом, Духин помогает мне лечь, сам пристраивается возле моей головы. Танюшка юркает на переднее сидение. Морщусь от боли, закусываю нижнюю губу, а во рту разливается вкус крови. Не думала я, что роды произойдут вот так…

– Здорова, Василий. Подполковник Черныш, так точно. Мне сопровождение нужно и скорая или реанимобиль. – Сергей звонит кому-то, медленно выезжая с парковки загородного ресторана. – Да-да, свадьба у меня. Спасибо. Ну… считайте, что произошло ЧП. Спасибо, Вась!

– Что там, Серый? – спрашивает Духин, поглаживая меня по щекам.

– На ближайшем посту ГИБДД машинка нас ждет. Десять километров потерпеть надо, Весна. «Скоряков» сейчас начальник ГАИ вышлет. Примчатся быстрее ветра. Э – эх, давно я так не гонял!

А я давно так не рожала… Голова болтается на коленях мужа, живот напрягается от очередной схватки. Не могу… Как бы Сергей ни спешил, мы не успеем доехать до роддома.

– А-ай! – кричу, поджимая ноги и растирая поясницу. – Оставайтесь на посту и ждите скорую… Костя, мы не успеем.

– Понял, Весна, – отзывается Сергей.

Блаженные звуки сирены пронзают морозную тишь. Я стону, кричу, жмурюсь от слез и, наконец, слышу их… долгожданные спасительные гудки.

– Костя, ты тоже их слышишь?

– Да. Сейчас помогут, Вёсенка. Сейчас, родная.

– Держись, Вёська. Сейчас моя крестница родится! – вторит Танька.

Врачи перемещают меня в кабину машины скорой помощи. Сквозь пелену боли и слез чувствую, как меня освобождают от одежды, осматривают, шелестят стерильными инструментами, переговариваются…

– Меня зовут Анна Петровна, я врач. Не волнуйтесь, я приму вашего малыша. – Над моей головой мелькает доброжелательное женское лицо. – Уже полное раскрытие. Малыш просится на волю.

– Х-хорошо… А-ай…

– Тужимся, милая! Еще немного…

Воздух сотрясается от громкого детского крика. Моя Марта родилась… Чувствую, как горячий комочек ложится на мою грудь, пробуждая волны нежности. Плачу, принимая объятия мужа, жмурюсь, смаргивая слезы и обращая взор на кроху – карие глазки, сморщенные красные щечки, пухлые ручки.

– Давайте малышку взвесим и осмотрим. Сердечко послушаем. – Анна Петровна забирает ее на долгую минуту. – Четыре сто! Сердцебиение ясное, ритмичное, сто сорок ударов в минуту. Степаныч, разворачивайся! В роддом едем!