Если ты назвался смелым

«Немножко погодя! — умолял другой голос.— Ты пойдешь, обязательно пойдешь. Но не сейчас. Капельку обожди. Успокойся, возьми себя в руки, чтоб войти в конторку с веселым лицом».

Рабочий день кончился.

Один за другим спускались во двор наши, скрывались в конторке. Только я и Расма остались теперь тут, наверху.

Неся Антанаса на руках, вышел из конторки Славка. Усадил мальчика в санки; мать укрыла ему ноги. Санки тронулись. Антанас замахал рукой Тадеушу.

Славка ни разу не оглянулся.

Санки проехали ворота, завернули и скрылись за забором.

Вот и все. Никуда больше не надо спешить. Но что же это? Неужто я рада этому?

— Что, не помогла и «производственная практика»?— уязвила Расма и, нарочно громко напевая, побежала вниз.

Свадьба Ганнули и Тадеуша

 Внешне ничего не изменилось. Как всегда, присматривал Славка за моей работой. В обеденный перерыв наши хохотали, дурачились. А мне мерещилось: от меня отворачиваются, знают, что я испугалась Антанаса. Осуждают меня за это.

Ждала, Славка спросит еще раз: «Ты не передумала?»

Отвечу беззаботно: «Как можно? Прошлый раз ты не позвал меня, я думала, неудобно»…

Но Славка ни о чем не спрашивал. После работы сразу же уходил с Тадеушем: они взяли на вечера «халтурку» — дом кому-то строили.

В субботу я не выдержала, спросила:

— Что ты делаешь завтра?

— На завтра — куча дел,— с преувеличенно озабоченным видом ответил Славка.— В баню пойду — раз. Второе — с Тадеушем кое-что им в хозяйство обещался посмотреть. Матери помочь…

Нет, не в том дело, что так уж занят Славка. Просто не хочет со мной встречаться. Вот так, разом, взял все и оборвал. Без лишних слов.

Дома вечером оказалась одна Ганнуля. Сейчас я все ей расскажу.

Но Ганнуля сама хотела со мной посоветоваться. Что лучше повесить на окна — пестрые гардины или тюль? Что лучше — тахта или кровать? Тадеуш хочет тахту. А для кровати все давно приготовлено. Она извлекла из чемодана кружевной, собственной вязки подзор[7], такие же занавески на спинки кровати.

Я похвалила. Сейчас я похвалила бы что угодно. Но как ты начнешь ей, счастливой и озабоченной, рассказывать про свои горести?

Прошла еще неделя. Вот и снова суббота — день свадьбы Ганнули и Тадеуша.

Свадьба у нас в красном уголке. Убрали его, как под Новый год, флажками и хвоей. Со всего общежития стащили столы и стулья. Целых два вечера жарили и парили на кухне.

И вот все мы толпой стоим в вестибюле. Сейчас приедут из загса молодые. С ними поехали Славка и Юзя.

Петька с новеньким баяном в руках стоит наготове. Играть он не умеет. С грехом пополам вызубрил «туш». Вот таким образом и будет «приветствовать» молодых.

Тетя Мица держит поднос с бутылкой шампанского и двумя высокими бокалами.

— Едут, едут! — закричали у входа.

Двери распахнулись настежь. Петька, страшно фальшивя, грянул туш. Появились молодые. Сияет красотой Ганнуля. Я никогда не думала, что она может быть такой красивой. Белое платье. Белая прозрачная фата на голове. Букет белых цветов в руках. На груди — веточка белой сирени. Тадеуш весь в черном. «Как артист!» — шепнул кто-то за моей спиной. Славка держит под руку Тадеуша, Юзя — Ганнулю.

Хлопнула пробка. Шампанское полилось струей.

Молодых заставили выпить шампанского, хотя Петька и орал, что это детская затея. Потом их заставили поцеловаться. Бокалы тут же швырнули на пол, разбили — на счастье.

Потом все перепуталось. Беспорядочной толпой все двинулись в красный уголок. Петька, все так же сбиваясь и перевирая мотив, пытался играть туш. Молодых затолкали в самый дальний угол, куда и подступиться-то трудно.

По регламенту первым должен поздравлять Петька. Но у него руки заняты баяном. Неловкую паузу заполнил начальник нашего участка Иван Алексеевич.

— Поздравляю,— торжественно обратился он к молодым.— От имени администрации, партийной, комсомольской и профсоюзной организаций (ох, как длинно и как официально!) примите в подарок,— и на блюдечке вручил ключ от квартиры, украшенный огромным белым бантом.

Все начали кричать «ура!». Блюдечко тоже полетело на пол, и осколки Петька растоптал.

— И еще примите в подарок…— Иван Алексеевич оглянулся.

Снова подвел «регламент» — в суматохе забыли принести подарок. Ребята, что были поближе к дверям, ринулись в вестибюль, вволокли разобранный на части шифоньер.

Иван Алексеевич начал жать руки молодым. Ганнуля расплакалась, и он поцеловал ее в фату.

Петька тем временем успел избавиться от баяна, появился с настольным зеркалом в руках. Нес его прямо перед собой, как икону. Наставил стекло на Ганнулю:

— Вот. Смотритесь чаще. И чтоб мне всегда были красивыми!

Потом с грохотом волокли столы, стулья. С барабанным боем проплыло над головами корыто. За ним — бак для кипячения белья. Стиральная доска. Швабра — красный бант на палке.

— Все! — радостно сказал Петька. — Живите на здоровье!

Гости тем временем выстроились в очередь, и начались «персональные» поздравления и вручение подарков. Парни дарили исключительно бутылки вина. Девчата — хозяйственную утварь помельче. Я, по совету Тони, купила духи «Красная Москва».