Читаем «Если ты пойдешь со мною…». Документальная повесть полностью

Катра, Палестина, 15 мая 1888 года


Дорогой Сергей!


Жизнь здесь совсем не похожа на то, о чем я мечтала. Мне тяжело. Я одинока, и ты — единственный, с кем я могу поговорить по душам. Остальные, и прежде всего мой муж Иегошуа, живут идеалами, а не реальной жизнью. Они еще меньше знают меру, чем русские революционеры. Все мы здесь на грани безумия. Эта атмосфера накладывает тяжелый отпечаток на повседневную жизнь, не дает ни на мгновение отвлечься. Вокруг меня кипит бурная деятельность, я сама много работаю, но, несмотря на это, одиночество не покидает меня. Мой муж, видно, женился на земле, а не на мне. Большую часть времени он проводит вне дома. Трудно даже назвать его мужем. Этого юношу интересует только покупка земель. Он беспрерывно разъезжает по арабским деревням, заводит друзей среди пастухов и обороняется от разбойников. Он получает детское удовольствие от своих приключений и вообще не понимает, что значит быть семейным человеком. Чтобы хоть как-то защитить его, я сшила ему пояс, который набила мелкими монетами. Дороги здесь кишат грабителями, жаждущими денег. Бросая им монетки из пояса, подумала я, Иегошуа выиграет время, ведь они не смогут удержаться и не подобрать деньги, и, даст Бог, он успеет спастись. Лошадь у него очень быстрая.

Наше движение «Земля и воля» наполнилось здесь гораздо более глубоким смыслом, чем в России. Там народ стремился покончить с рабством и отнять у помещиков часть земель для того, чтобы иметь возможность жить трудом рук своих. Здесь же земля принадлежит другому, враждебному евреям народу, и нам запрещено даже покупать ее за полную стоимость.

Но, Сережа, что это я все толкую тебе об идеологии? Ведь на самом деле я так стосковалась по настоящему мужчине, по твоим объятиям, по твоей любви! Я так хотела бы снова ощутить себя твоей частичкой. Мы с Иегошуа сделаны из разного теста, и в одно целое нам не слиться. Хотя я считаю своим долгом быть ему кем-то вроде понимающей матери, разделять его энтузиазм и выслушивать рассказы об арендаторах в Хирбет Дуран и о племенах Сатарие и Инфиат. Вообще, большинство местных племен не менее примитивны, чем невежественные русские крестьяне. Неделю назад Иегошуа привез меня в соседнюю Катру, чтобы я приняла роды у младшей жены его знакомого шейха. Шейху этому уже лет шестьдесят, а роженице вряд ли исполнилось и пятнадцать. Она лежала в темном шатре под ворохом грязных, пропахших козьим пометом одеял и от страха все время кричала. Бедная, она даже не понимала, что означают ее боли. Она вообще ничего не понимала. Бедная?! Да я бы отдала все на свете, чтобы быть на ее месте, чтобы родить ребенка! С каждым днем я все больше мучаюсь от мысли, что мне, скорее всего, не суждено стать матерью. Самое ужасное — то, что я не могу ни с кем поделиться своей болью, а меньше всего со своим полумужем-полуребенком.

Мне здесь совсем не с кем поговорить об этом. Отцу даже страшно рассказывать о своих страданиях, потому что его интересуют только родина и Библия. Даже матери я не в силах излить душу. Мне мешает стыд, я стыжусь того, что не могу родить. Ведь у нас, евреев, рождение детей — это великая заповедь. Все вокруг делают мне намеки, дают советы и рассказывают о разных способах лечения, но этим только лишают меня последней возможности поделиться с ними своим горем, рассказать, что тогда произошло с нами. Сережа, я сама во всем виновата и теперь должна смириться с последствиями. Я согрешила против природы, и она наказывает меня. Если бы я только могла рассказать кому-нибудь об этом! У Фанни растет прелестный малыш. Он темноглазый и очень хрупкий, но уже видно, что от своего отважного отца и упрямой матери он получил в наследство сильный характер. Когда он голоден или чем-то недоволен, то орет так, что весь дом трясется. Я люблю его с каждым днем все сильнее. Ему нужны тепло и любовь, а во мне их накопилось так много. Как замечательно, что я могу каждый день ласкать его и баюкать! Как жаль, что я не могу подарить ласку и нежность своему мужу!

Сережка, я снова и снова задаю себе вопрос: почему я не возвращаюсь в Россию? Не знаю. Может, из трусости?

Нет. Отваги мне хватает. Иначе я просто не смогла бы, истекая кровью, оторваться от тебя, вырвать себя из родной почвы. Чего бы я только не отдала за то, чтобы оказаться с тобой рядом, хотя бы на час, хотя бы на миг! Смотреть в твои большие, зеленые, теплые глаза, чувствовать, как щекочут твои усы, наслаждаться твоими объятиями, быть с тобой…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии