«Если ты пойдешь со мною…». Документальная повесть

Федоров рассматривал каменные листья, украшавшие коринфские колонны. Его интересовали восточные древности, и он знал, что Устинов хорошо разбирается в здешней истории. Барон рассказал ему, что благодаря своей коллекции смог уловить дух этой совсем особой страны — Святой Земли иудаизма, христианства и ислама. Разговаривая с Федоровым, он пристально рассматривал гостя. Его внимание привлекли волевая челюсть собеседника и горящие глаза, в которых сквозили ум и энергия. Пшеничные усы безуспешно прикрывали сломанный передний зуб. Гостю было лет сорок пять. В таком возрасте обычно на Восток не посылают… Внезапно Устинов понял, что перед ним тот самый человек, о котором ему говорила Ольга. К тому же он почувствовал хорошо знакомую повадку агента тайной полиции. Ясно было, что приезжий — не просто чиновник из консульства.

«Как вы сюда попали?» — спросил Устинов вроде бы невзначай, и гость ответил, что его направили сюда по завершении дипломатической миссии в Париже и в Швейцарии.

«У каждого поступка есть видимые и истинные причины, — произнес барон и чокнулся с гостем. — Я вас не спрашиваю о видимых причинах, по которым вы здесь. Меня интересуют причины истинные».

Осторожность разведчика заставила Федорова сказать, что он не ощущает разницы — послали его, и он поехал.

«Видимые причины поступка могут быть объяснены и оправданы положением вещей. Истинные причины ясны только самому человеку, да и то не всегда. Они коренятся в чувствах, тогда как видимые причины поступка часто служат самооправданием».

Федоров понял, что барон прощупывает его реакцию, и промолчал.

«Какое это имеет значение?» — спросил он наконец и поставил стакан на мраморный столик.

«Имеет значение, истина или ложь в вашем сердце. Ложь всегда найдет видимую причину, особенно когда в деле замешаны интересы, противоречащие истине. Когда идет борьба интересов, видимые причины скрывают истинные, которые могут быть прямо противоположны».

На Федорова произвела сильное впечатление искренность его собеседника — русского барона, оставившего дом, имение и религию предков. Его переполняло желание поговорить с этим человеком о наболевшем.

«Сдается мне, что вы агент тайной полиции, — произнес барон, поглаживая длинную бороду, почти прикрывавшую объемистый живот. — Ваше учреждение поистине вездесуще. Вот уж не думал, что вы следите за своими евреями даже здесь. Что вас тут интересует? Чего вам надо от меня?»

Очарование сумерек, вечный плеск моря, откровенность хозяина вызвали у Федорова желание воскликнуть: «Да, я агент тайной полиции! Это предлог, из-за которого я оказался здесь, видимая причина, как вы говорите. Но на самом деле я ненавижу тех, кто прислал меня сюда, ненавижу свое задание. Не меньше, чем вы, господин барон. А истинная причина заключается в том, что я смертельно истосковался по женщине, которую люблю много лет. Она разбила мне жизнь, уехав сюда, в Палестину». Так хотелось крикнуть Федорову, но он с большим трудом подавил свое желание.

Красавец павлин царственно шествовал по дорожке, его распущенный хвост искрился множеством зеленых и голубых брызг. Федоров понимал, что здесь, в этом месте ему нельзя лгать и разыгрывать предписанную роль — это будет предательством по отношению к себе. Он долго смотрел на павлина, машинально пересчитывая блестящие кружочки на его перьях. Потом вдруг признался, что он и правда агент тайной полиции и приехал разобраться, чем здесь заняты сионисты. Впрочем, это только внешняя причина.

«Я знаю», — Устинов горько усмехнулся в бороду, что-то пробормотал и внезапно спросил, хорошо ли Федоров помнит Ветхий Завет. Тот ответил отрицательно.

«В Ветхом Завете описаны соблазнительные женщины — Ева, Лотовы дочери, Далила, Вирсавия, Рахав. Историю делали мужчины — судьи, пророки, цари. Женщины им только помогали. Библия подчеркивает в основном их женственность: Вирсавия, купающаяся на крыше, Далила, соблазнившая Самсона, Эсфирь, пробудившая желание персидского царя, Мириам, ухаживавшая за Моисеем. Некоторые из них продавали свое тело — добровольно или по принуждению. А одна пошла на это, чтобы родить ребенка». Устинов вынул из кармана шелкового халата книжечку в кожаном переплете. «Вот она, еврейская Книга Книг, — произнес он торжественно, — она же Книга Книг и для других народов. В немногих словах в ней сосредоточена глубочайшая жизненная мудрость. Есть там, например, рассказ про Фамарь, жену Эра, которая решилась на прелюбодеяние с собственным свекром ради того, чтобы забеременеть. Муж ее умер, а его отец пренебрег обязанностью выдать невестку замуж за одного из своих сыновей. Тогда эта благородная, добрая и скромная женщина переоделась блудницей и, закрыв лицо покрывалом, отправилась на дорогу. Там она села на камень и стала ждать. Когда мимо проходил ее свекор, она соблазнила его и согрешила с ним в укромном месте. Звали его, кстати, Иудой. Он считается отцом колена Иуды и от него же получил свое имя иудейский народ. Так вот, согрешив с Иудой, Фамарь потребовала от него подарок».