Читаем «Если ты пойдешь со мною…». Документальная повесть полностью

Глава пятая

У Ялага

Однажды вечером Ольга попросила Федорова пойти с ней в гости к одному из еврейских поэтов — Иегуде-Лейбу Гордону по прозвищу Ялаг, Когда они вышли из дому, сумерки уже почти сменились ночной темнотой. Мужик в тулупе, кряхтя, зажигал уличные фонари, в тусклом свете которых поблескивали булыжники мостовой и смутно вырисовывались темные силуэты мостов.

Ольга рассказала Федорову, что Ялаг — известный в еврейской среде поэт, творчество которого проникнуто бунтом против галутного мышления. На его поэтические вечера часто приходили представители русской интеллигенции.

Вечера эти держались в большой тайне, потому что были нелегальными. Все национальные движения меньшинств, в том числе и «Хибат Цион», были запрещены. Устав этой организации запрещал ее членам обсуждать национальные задачи, программу заселения Палестины. Еврейская интеллигенция тоже была вынуждена встречаться тайно. Чтобы избежать неожиданного столкновения с полицией, «конспираторы» пользовались разного рода сигналами. Например, цветочный горшок, выставленный на подоконнике в квартире, где должна была состояться встреча, означал, что все в порядке, можно заходить. Если же он отсутствовал, гости понимали, что где-то поблизости притаился тайный агент и следует вернуться домой.

Федоров знал, что Ольга принимает активное участие в культурной жизни интеллигенции. Он несколько раз заставал у нее дома Владимира Темкина[3] и других известных в Петербурге еврейских деятелей. Федоров догадывался, что Ольга пользуется известностью в их кругах. Он знал также, что она очень дорожит своим знакомством с представителями еврейской интеллигенции, и прежде всего с журналистами, поэтами и писателями. Поэтому, когда девушка шла на какое-нибудь очередное собрание, он всегда соглашался сопровождать ее.

Ялаг, к которому направлялись сейчас Ольга и Сергей, только что вышел из тюрьмы, куда попал по обвинению в революционной деятельности. Он стал одной из многочисленных жертв преследований, обрушившихся на евреев после убийства царя. Впрочем, в конце концов оказалось, что арестовали его по ошибке, спутав с каким-то другим Гордоном.

Жил Ялаг в одном из доходных домов довольно многолюдного еврейского квартала. Какая-то женщина, встречавшая гостей в прихожей (то ли горничная, то ли жена хозяина, этого Федоров не понял), помогла Ольге и ее спутнику раздеться, и они прошли в гостиную, освещенную тусклым светом большой масляной лампы. Многочисленные окна комнаты, выходившие на улицу, были завешены тяжелыми бархатными шторами. Под окнами стоял продолговатый диван в темном чехле, на нем несколько гостей о чем-то горячо спорили по-русски. Если бы все это не происходило в доме еврейского поэта, Федоров принял бы их за православных русских дворян.

Действительно, в основном здесь были молодые мужчины весьма светской наружности. Однако, приглядевшись повнимательнее, Федоров заметил среди них и бородатых евреев среднего возраста в ермолках. Один из них протирал в это время толстые стекла очков в золотой оправе. В комнате обнаружились также две женщины, которые поднялись, чтобы поприветствовать Ольгу. Видно было, что все здесь хорошо знают друг друга. Появление Ольги Белкинд, сестры билуйцев, в сопровождении православного офицера поначалу вызвало у гостей некоторое замешательство. Однако вскоре все привыкли к его присутствию, полагая, что Ольга достаточно опытна и рассудительна, чтобы не привести с собой доносчика или провокатора.

Федоров устроился в углу темно-зеленого дивана и стал рассматривать картину, висящую на противоположной стене. На картине были изображены желтоватые холмы, у подножия которых несколько верблюдов в оцепенении застыли под ярко-голубым небом. Еще до начала беседы с членами «Ховевей Цион» Ольга объяснила своему спутнику, что это Иудейская пустыня, которая начинается у Мертвого моря.

Загадочная женщина (Федоров так и не смог установить ее положение в этом доме) подала гостям горячий чай и домашнее печенье. Присутствующие говорили между собою по-русски, часто, однако, вставляя в речь слова на незнакомом Федорову языке. Постепенно беседа становилась все оживленнее, пока не превратилась в бурную дискуссию. Ее предметом было убийство царя Александра Второго и его последствия для российских евреев. Наконец один из споривших, коротышка в фетровой шляпе, вскочил на ноги, ударил кулаком по столу и закричал: «Трусы! Вы как мудрецы вавилонские: видите письмена Божьи на стене и не в состоянии их понять!» Потом, немного успокоившись, он добавил, что евреи должны эмигрировать в Палестину — только так они смогут решить свои проблемы.

«Но ведь там правят турки, и они запрещают евреям совершать алию», — возразил один из гостей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии