Если в сердце живет любовь

— Алло, — сразу отвечает неуверенный голос. Произношение определенно английское, не аристократическое, но вполне приемлемое и по-домашнему милое.

— Это Ливония Мастерс?

— Да. — Никаких сомнений.

— Та самая Ливония Мастерс, которая раньше была Ливонией Спайрс?

— Да-да. С кем я говорю?

— М-м-м… — Сейчас, в ответственный момент, понимаю, что не слишком тщательно подготовилась к сложной беседе. — Видите ли… меня зовут Перл Зисскинд-Сэш.

— Как, простите?

— Перл Зисскинд-Сэш. Да, немного длинно и сложно. Понимаете, дело в том, что вы меня не знаете. Я подруга Изабеллы, которая, насколько мне известно, приходится вам племянницей.

В трубке повисает тяжелое молчание.

— У вас ведь есть племянница по имени Изабелла?

Молчание продолжается.

— Да, есть, — наконец раздается слабый голос. — С ней что-то случилось?

— Нет-нет… вернее, в некотором роде. К ней приехала женщина, назвавшаяся тетей Ливонией из Англии. Просит денег, крупную сумму, и я заподозрила мошенничество. Она выдает себя за вас.

— Выдает за кого?

— За вас.

— Не понимаю.

Объясняю снова, на сей раз медленнее.

— Вы пытались связаться с Изабеллой в недавнем прошлом? — В трубке снова воцаряется гробовое молчание. Кажется, зря я об этом спросила. — Миссис Мастерс? — Слышно, как собеседница всхлипывает и сморкается. — Миссис Мастерс?

— Да, я здесь. Я не поддерживаю никаких контактов с Изабеллой. После похорон Джона ни разу ее не видела. — Она замолкает и снова всхлипывает. — Джон — мой брат и ее отец. Понимаете, было столько неоплаченных счетов, столько долгов, столько детей. Муж потерял работу и не хотел брать девочку к себе. — Она всхлипывает громче. — Мы поступили плохо, неправильно. Я должна была ее приютить. Обещала Джону. Но муж категорически возражал… — Ливония уже открыто рыдает прямо в трубку. — Он всегда был сложным человеком… а теперь уже умер.

В Англии плачет незнакомая миссис Мастере, а я слушаю и чувствую тяжесть ее горя. Спутник переносит раскаяние из Кэтфорда в Лос-Анджелес — по космической пустоте. Честно говоря, такой реакции не ожидала.

— У Беллы все хорошо, не переживайте, — успокаиваю я. Неприятно, что расстроила человека до слез. — Более того, мне кажется, она была бы очень рада вас видеть.

— Но почему? С какой стати ей хотеть бы меня видеть? — Миссис Мастерс не в силах понять. — Я же ее бросила, отвергла. Девочке было всего тринадцать. Осталась круглой сиротой, а я не помогла. Она должна меня ненавидеть.

— Не думаю, что Белла затаила злобу. Я знаю, что это не так. Она только что оплатила той, которая выдала себя за вас, недельное проживание в отеле «Беверли-Хиллз».

— Зачем она это сделала?

— Просто потому, что считала ее родственницей. — В трубке снова молчание. — Миссис Мастере, не думаю, что Белла на вас в обиде.

— Но я даже не знаю, где она живет. Надеялась, что появится какая-нибудь связь после того, как племянницу забрали органы социальной опеки, но так ни разу…

— Она не злится и не сердится, а живет сейчас здесь, в Лос-Анджелесе.

— В Лос-Анджелесе? — Слышно, как искренне изумлена собеседница.

— Да.

— Лос-Анджелес, — тихо повторяет она. — Так вы звоните оттуда, из Америки?

— Да.

— Боже милостивый! И у нее все в порядке? Белла всегда была умной девочкой.

— Все прекрасно. Ведет телевизионное шоу.

— Не может быть!

— Очень даже может. Дать вам ее телефон? Или адрес? Ливония колеблется.

— Даже и не знаю.

— Мне кажется, она будет рада познакомиться с родственницей.

— Думаете?

Диктую номер телефона и адрес, обещаю обо всем рассказать Белле и передать телефонный номер. Вешаю трубку, пью свое молоко и вспоминаю разговор. Хороший разговор. Можно с чистой совестью ложиться спать.

Но сон все равно не приходит. Читаю «Любовь в раю». Бесполезно.

В итоге где-то около шести встаю, кое-как одеваюсь и оставляю Адаму записку: «Поехала прокатиться».

Еще очень рано; в низинах стоит туман, и свет непогашенных фонарей расплывается тусклыми оранжевыми кругами. Все вокруг кажется застывшим, почти неживым. Первые лучи солнца нерешительно вступают в схватку с ночной тьмой. Дрожу от холода и торопливо плюхаюсь на сиденье машины. Включаю радио. Чтобы прийти в себя, настраиваюсь на волну «Стар-98» и постепенно начинаю ощущать связь с реальным миром. Ди-джей радостно обещает грандиозный день. «Невероятно грандиозный! — подбадриваю себя. — Вот сейчас выскажу Белле все, что о ней думаю. Сразу станет легче. Возможно, поделюсь ценной информацией о тетушке, но первым делом разберусь с ее подлым, недостойным звания подруги поведением. Выложу все начистоту. Оружие к бою!»

Выезжаю на бульвар Сансет и вымещаю на акселераторе бушующие в душе чувства — обиду, помноженную на ярость. Сегодня Белла пожалеет, что вылезла из постели. Как она смеет мне лгать? Как смеет настраивать против Бретта?