Если в сердце живет любовь

На дне коробки обнаруживается ремень, который папа постоянно носил. Откладываю в сторону. И на том спасибо. Неожиданно вижу коробочку с золотыми запонками — должно быть, Хизер случайно пропустила ценный лот. Быстро прячу находку в карман. Целая коробка заполнена фотографиями, большей частью нашими детскими. Сразу отношу ее в багажник машины и попутно делаю неожиданное открытие: оказывается, там до сих пор стоят коробки с бумагами из папиного стола. Черт возьми, забыла вынуть. Места не хватает.

И все же постепенно в багажник переезжают теннисная ракетка и крикетная бита, а через полчаса еще четыре коробки с памятными вещицами. Главным образом в них собирается всякая ерунда: несколько дисков, старый свитер, в котором папа играл в крикет, бейсболка, туфли на платформе: помню, как он в них выступал. Настроение почему-то заметно улучшается. То, что не влезло в багажник, складываю на заднее сиденье. Не заходя в дом, формально прощаюсь и поспешно уезжаю.

Неужели можно засунуть человеческую жизнь в четыре картонные коробки и поставить в багажник? Понятия не имею, что буду делать с этими вещами. Скорее всего сложу на чердаке. Может быть, Хизер права и материальные остатки значения не имеют? Может быть, важны лишь воспоминания?

Из папиного дома еду за Тэкери. Забираю сына из школы и везу домой. Адам уже нас ждет.

— Папа дома! Папа дома! — с восторгом пищит малыш.

Я тоже радуюсь. Наконец-то сможем вместе пообедать. В холодильнике припасены отличные стейки, сейчас устроим в саду барбекю. Погода прекрасная: тепло, но не жарко.

Однако Адам явно не в себе. Всю неделю он искрился от восторга: даже успел накупить кучу детской одежды и несколько книг на тему «Как выбрать имя ребенку».

— Как тебе нравится Абрахам? — спросил он сегодня утром, пока за завтраком читал одну из книг. — Или Адриан, Адонис. Или Адольф. Интересно, сейчас кто-нибудь сможет назвать ребенка Адольфом? — Он весело рассмеялся.

Но сейчас определенно не до смеха. Когда Адам расстроен или взволнован, он ведет себя очень тихо. Перед совещаниями на студии всегда молчит. А еще суетится. Руки постоянно движутся и что-то делают: приглаживают волосы, трут подбородок, залезают в карманы и тут же снова вылезают, барабанят по всем доступным поверхностям. Захожу в кухню и вижу оставшиеся с утра кофейные чашки: он их до сих пор не вымыл. Что-то определенно произошло.

— Все в порядке? — спрашиваю я, пока разбираю чемоданчик для ленча и мою пустые контейнеры.

— Все от-т-тлично, — отвечает Адам. В голосе отчетливо слышится гнев, так что нетрудно понять: отличного мало. Он барабанит пальцами по клетке с попугаем, и Сноуи негодующе верещит.

— Что-нибудь случилось на студии? — допытываюсь я.

— Нет, — твердо отвечает Адам.

Тэкери включает телевизор в гостиной. Слышно, как Любопытный Джордж поет свою любимую песенку.

— Хочешь пива? — Открываю холодильник и достаю бутылку «Миллер лайт». — Может быть, поджарим на обед стейки?

— Перл… — Адам начинает что-то говорить, но тут же замолкает, вздыхает, и во вздохе ясно слышится отчаянье. Наконец садится за стол и неподвижно смотрит в сад. Он бледен и похож на человека, утомленного жизнью и миром. Прекращаю возню и обнимаю, но он словно и не замечает. Мои ладони лежат на его плечах, а его руки упрямо сложены на коленях.

— В чем дело? — Наклоняюсь и вопросительно заглядываю в лицо.

— Я никогда тебя не удовлетворял, правда?

— О, пожалуйста, только не это! Миллион раз говорила, что люблю тебя.

— Но не так, как любила Б-б-б…

— Бретта. — Иногда невозможно удержаться, чтобы не закончить за него фразу.

— Да, Бретта, — повторяет он.

— Тебя я люблю больше, чем когда-либо любила Бретта, — уверяю я и пытаюсь удержать руку, которая теперь барабанит по столу, но Адам не позволяет.

— Наверное, пора прекратить игры, — тихо произносит он.

— О чем ты?

Он собирается с духом, глубоко вздыхает и говорит:

— Думаю, тебе лучше собрать вещи и уйти.

Слова бьют по голове, как деревянная колотушка в мультфильме про Тома и Джерри, вот только так же быстро прийти в себя не удается.

— Что? — Чтобы не упасть, хватаюсь за стул и тяжело оседаю.

— Мне известно о мерзком свидании с Бреттом. Понятия не имею, зачем ты пытаешься притворяться.

Я молчу. Слишком потрясена, чтобы о чем-то думать.

— Твой роман с Бреттом. Я все знаю.

Слово «роман» кажется совершенно неуместным. Романы случаются в фильмах и книгах. Романы подразумевают тайные встречи, секретную переписку и клятвы в вечной любви. А это был вовсе не роман. Просто случайная ошибка. Слабость. Уступка.

Смотрю вниз, на свои туфли — они из красной кожи, с бантиками, на высоких каблуках. Понимаю, что как раз такими и должны быть туфли неверной жены.

— Не знаю, что ответить.

— А я знаю, что это правда. — Адам укоризненно смотрит в глаза. На усталом лице застыла боль.

— Но никакого романа не было и нет. Бретт всего лишь застал меня врасплох.

— Врасплох? Так, значит, можно заниматься сексом всего лишь потому, что кто-то застает врасплох? — В голосе звенит гнев.

— Но тебя не было рядом! Тебя никогда нет рядом. Умер папа, и мне нужно было с кем-нибудь поговорить.