Если вчера война...

— Но я-то нет. — Верочка спрыгнула с подоконника, увлекая его за собой. — Идем на диван, я замерзла. Пооткрывал тут форточки, холод пускаешь.

— Вера, перестань, — попытался противиться Юрий, тем не менее послушно опускаясь на диван. — Я, как старший по званию...

— Должен выполнять приказания младшего по званию. Сегодня самая необычная ночь в году, и я кое-что на нее загадала. Поцелуй же меня!

Смирившись с неизбежным, Крамарчук молча повиновался, оторвавшись от нее лишь спустя добрую минуту.

— А теперь укрой пледом, мне холодно. — Дождавшись, пока подполковник закутает ее, девушка продолжила говорить. Но теперь она уже не приказывала: — Юра, я раньше стеснялась об этом просить, боялась доставить тебе боль, я ведь все понимаю, но сейчас попрошу. Расскажи мне о своей семье. Пожалуйста. У тебя ведь была жена, дети, да? Ты их, наверное, очень любил?

— Да, — чуть помедлив, тихо ответил тот. — Жену звали Галя, сына — Костя. Вы с ним почти ровесники... были. Я их очень любил.

— А почему «были ровесниками», Юра?

— Потому, что к тому времени, когда моя жена появится на свет, я буду уже стариком, Верусь. Понимаешь? А мой сын теперь и вовсе никогда не родится...

— Я люблю тебя, — едва слышно прошептала Вера. — Давно уже люблю. Знаю, ты подозревал, что я выполняла свое задание, что пыталась стать твоей люб...

— Прекрати, — подполковник решительно прикрыл ладонью ее рот. — Ни слова больше, пожалуйста. Я тоже люблю тебя, девочка. Прости, что не сказал этого раньше, просто не мог, не имел права признаться Я намного старше тебя и не хочу, чтобы ты всю жизнь...

— Я беременна, — негромко произнесла Вера, прерывая его сбивчивый монолог. — Так что ты ошибся, Юра. Теперь у тебя будет сын. Или дочь.

Подполковник замер. Мир медленно переворачивался вокруг него. И в этом мире больше не было ни Гитлера, ни Сталина, ни поблескивающего стеклами пенсне Лаврентия Павловича.

Застонав, Юрий обнял свою любимую, положив голову на пока еще не округлившийся живот. Вот он и обрел свою Веру, причем во всех смыслах этого слова. У него снова появился смысл жизни.

Пожалуй, впервые с того самого памятного семнадцатого июля прошлого уже года он был по-настоящему счастлив и не хотел думать о будущем.