Если вчера война...

В доли мгновения обратившаяся в высокий огненно-дымный факел цистерна развернулась поперек пути, увлекая вниз с насыпи десятки своих товарок, также сходящих с рельсов и переворачивающихся. Секунда, и длинный состав, недавно прошедший поворот и уже успевший вновь набрать скорость, сложился «гармошкой», обрушиваясь вниз с трехметровой насыпи. В лязге и стоне сталкивающегося и рвущегося металла не было слышно новых хлопков срабатывающих зарядов. заложенных внутри тормозных ресиверов еще на территории Союза. Разлившийся бензин полыхнул, и ближайшие сто пятьдесят метров пути превратились в огненный ад. Паровоз с единственной уцелевшей цистерной уже, казалось, вырвался из огненной западни, но раздался хлопок последней толовой шашки, и сошедшая с рельсов цистерна встала поперек колеи, выворачивая рельсы и ломая шпалы. Издав протяжный вздох, стотонный металлический динозавр рухнул вниз, окутавшись клубами пара из пробитого котла.

— Все, Серег, рванули. — Старший боевой двойки придирчиво оглядел лежку. — Давай мне шмотки, а сам приберись тут. Смотри, чтобы снег нетронутым казался, нам лишние проблемы ни к чему. Три минуты, отсчет пошел. Жду на опушке.

Его товариш кивнул, радуясь тому, что можно хоть немного размяться, и подтащил к себе загодя срезанный еловый веник почти метрового размера. Предстояло ликвидировать признаки почти часового лежания на снегу двух человек, а потом заняться следами. Впрочем, до пробитой местным лесником тропы было всего метров тридцать, пять минут работы. А уж там на лыжи и на базу. Пять километров — не расстояние для обученного и опытного лыжника.

— Слышь, командир, а зачем мы паровоз-то угробили? Войны ж пока нет? — привычно сберегая дыхание, все-таки не удержался от вопроса сержант. Место крушения осталось уже километрах в двух позади, и можно было немного сбавить темп.

— Так тебе все и расскажи, — усмехнулся старший, продолжая размеренно работать лыжными палками. — Войны нет, но война будет. А пока мы посмотрим, разберутся немцы, отчего их паровоз в кювет улетел или нет. Понимаешь? Если не разберутся, значит, очень хорошо. Тем более в таком огне все ресиверы однозначно полопаются. А вообще, бросай вопросы задавать, Серег, меньше знаешь — крепче спишь. Кстати ты в курсе, что храпишь по ночам? Ну, так теперь в курсе. Все, харе языком молоть, чай, не баба. Береги дыхалку, нам до лагеря ещё пять кэмэ снег трамбовать.

Белоруссия, район Минска, февраль 1941 года

Разведывательный Ju-88D-1 без опознавательных знаков вошел в разворот, ложась на обратный курс. Задание выполнено, две размещенные в бомбовом отсеке фотокамеры засняли все заданные объекты, так что парням из отдела аэроразведки будет чем заняться. Русские, как обычно, не мешали, прикрываясь приказом не поддаваться на провокации, о котором перед началом массированных разведывательных полетов рассказывал командир части. Глупцы. Попробовали бы их самолеты вот так спокойно летать над территорией Рейха! Да их бы немедленно заставили...

Довести свою мысль до конца пилот Гюнтер Кригер не успел: внезапно появившиеся из облаков истребители с красными звездами на фюзеляже и крыльях пристроились справа и слева. Истребители оказались не привычными толстолобыми «Крысами», а новыми «МиГами», лишь недавно появившимися у русских и еще не успевшими войти в большинство справочников Люфтваффе.

Идущий справа самолет качнул крыльями, обращая на себя внимание немецкого пилота, и известным любому летчику жестом приказал изменить курс, следуя за ним. Что ж, понятное дело, хотят посадить на свой аэродром. Вот только допустить этого никак нельзя, об этом их предупреждали заранее. Значит, будем идти прежним курсом, до границы минут семь лета, ничего они не сделают, поскольку, как и наземная ПВО, подчиняются все тому же приказу о провокациях.

Хишно вытянутый «МиГ» снова качнул крыльями и отвалил в сторону; второй истребитель повторил его маневр. Ну вот и все, их отпускают, никаких проблем. Неожиданно вдоль борта протянулась огненная нитка трассирующей очереди. Ого! Русские что, совсем сошли с ума? Кригер машинально взглянул на часы, по пилотской привычке развернутые циферблатом к ладони: до границы оставалось меньше пяти минут. Что же делать? Вызвать их по радио? Но у него четкий приказ, что бы ни случилось, сохранять полное радиомолчание. Да и есть ли рации на этих самолетах?

— Командир! — в шлемофоне раздался испуганный крик стрелка. — Они заходят нам в хвост!

Большего он сказать не успел — очередь из 12,7-мм УБСа и двух ШКАСов пропорола пятнистый фюзеляж от киля до кокпита и вдребезги разнесла плексигласовый фонарь кабины. Одна из пуль попала пилоту в голову, забрызгав раскуроченную приборную панель кровью и ошметками мозга. Потерявший управление самолет рыскнул из стороны в сторону и вошел в последнее в своей жизни пике.

Краснозвездный «МиГ» пронесся над уродливым огненно-рыжим облаком, выросшим на месте падения сбитого разведчика и, сообщив на базу о выполнении задания, набрал высоту, возвращаясь на аэродром.