Если вчера война...

Предъявив дежурному сержанту выписанный Захаровым пропуск, он вышел из здания штаба округа и несколько секунд просто стоял на крыльце, щурясь от непривычно яркого южного солнца, от которого он успел отвыкнуть за неполный год. Затем расстегнул плащ, одернул китель, привычно проверив, на месте ли кобура с недавно выданным новеньким «ТТ», и не торопясь двинулся по Островидова в сторону центра. Кстати, о том, что до войны штаб округа располагался именно здесь, он, к своему стыду, не знал. В его время комплекс зданий ОдВО, после распада Союза переименованного в Южное оперативное командование, находился на Пироговской, неподалеку от ж/д вокзала и легендарного Привоза.

Никакого особого плана, куда именно идти, у Крамарчука не было. Хотелось просто посмотреть, какой была Одесса в сорок первом году, побывать на Молдаванке, где он родился и вырос, спуститься к морю и побродить по Большому Фонтану, благо времени впереди было довольно много, больше пяти часов.

Следующий час Юрий честно ходил по старому городу. к своему удивлению убеждаясь, что изменилось здесь не так уж и много: отстроенный еще при первом поколении одесситов центр благополучно пережил и войну, и оккупацию, и все послевоенные годы. Конечно, если не учитывать изменения, что привнесли с собой девяностые и начало двухтысячных.

Дерибасовская, Горсад, вымощенная брусчаткой Пушкинская, непривычное здание железнодорожного вокзала — то, которое помнил он, было построено уже после войны на месте разрушенного бомбардировками прежнего. От вокзала Крамарчук двинулся мимо Привоза, в этот день отчего-то закрытого, на Молдаванку, благо и в этом районе практически ничего не изменилось, и даже зоопарк на месте бывшего Первого городского кладбища уже работал.

Знакомые с детства улицы смутили подполковника: он не ожидал, что они окажутся настолько схожими с теми, что навечно остались в его памяти. Да, вместо асфальта здесь еще лежала древняя брусчатка, а привычные бетонные электростолбы заменяли деревянные или кованые металлические; многих отстроенных после войны зданий не было вовсе, но все же подполковник всеми фибрами души ощущал, что это именно тот Район, в котором он вырос и провел свою курсантскую юность.

Миновав трамвайное депо и Александровский сквер, Крамарчук с бьющимся сердцем прошел мимо Дома номер 66 по улице Степовой, где после войны жили его родители и где родился он сам. Выходящие на фасад знакомые окна равнодушно взглянули на него холодным отблеском еще не выбитых бомбардировками стекол: до того момента, когда здесь поселятся его °ТеЦ и мать, оставалось еще долгих семь лет. Собственно, уже и не поселятся, скорее всего...

Прикурив папиросу — вторую по счету, первая смялась в подрагивающих от волнения пальцах, — подполковник, не оглядываясь, двинулся в сторону Госпитальной. О том, что первый одесский троллейбус был (или будет?) торжественно пущен лишь седьмого ноября сорок пятого года, Юрий не знал, так что к морю пришлось добираться пешком. По пути Крамарчук зашел в первую же попавшуюся рюмочную и залпом хлопнул сто пятьдесят водки — нервы после посещения памятных мест слегка пошаливали. Стоящий на розливе пожилой еврей, разглядев его эмблемы, судорожно сглотнул, и Юрий, понимающе улыбнувшись, выложил на стойку деньги, давая понять, что он зашел сюда, исключительно чтобы выпить. Но на всякий случай подполковник быстро огляделся, убеждаясь, что кроме него в рюмочной никого больше нет. Не хватало ему только вляпаться в какую-нибудь «историю», этого-то Берия ему уж точно не простит!

— Ваша сдача, гражданин капитан... тьфу, шлемазл, простите старика, все время путаю, гражданин подполковник госбезопасности, — бодро отчеканил тот, звякнув монетами о край тарелки. — И таки чтонибудь еще? Могу предложить немного покушать, хотя обычно этого не делаю.

— Нет, спасибо. — Юрий поднял наполненную рюмку и опрокинул ее в рот. На душе заметно потеплело. — Смотрю, вы неплохо разбираетесь в званиях. — В следующий миг он разглядел короткий ежик ещё не отросших седых волос на голове «бармена» (иного определения ему он подобрать так и не смог), связал его с тем, что старик обратился к нему «гражданин», а не «товарищ», и все понял:

— А, ясно. Недавно вернулись?

— Таки да, недавно. Я всегда знал, что наши доблестные органы не сажают невиновных до тех мест, за какие я не стану говорить, и это оказалось правдой. Таки ложное обвинение. Судимость снята, и шо странно, даже без справки. У вас теперь всегда так?

Поражаясь смелости этого человека, столь легко обсуждающего подобные вопросы с незнакомым подполковником госбеза, Юрий осторожно ответил:

— Ну да, теперь всегда. Вот только не нужно так меня называть. Какой я вам «гражданин»?