Если веришь

Бешеный Пес поставил тарелку, встал и потянулся. На землю спустилась прохладная осенняя ночь, наполненная ароматами зреющих фруктов и опавших листьев, В черном бархате неба мерцали мириады звезд.

Господи, как же хорошо! У него теперь есть место, где спать, чистые волосы и сытый желудок. Чего еще желать человеку?

Он заметил какое-то движение и медленно опустил руки. За окном в темноте прорисовывались контуры островерхого амбара. Рядом, словно часовой, стояло огромное дерево, ветви которого отражались на фоне звездного неба. Снова какое-то движение насторожило его. Он скорее его почувствовал, чем увидел.

Все кругом тихо. Не было даже легкого ветерка. Бешеный Пес расслабился и разжал кулаки. Слишком много провел он ночей на дороге, прислушиваясь к малейшим признакам опасности, поэтому и сейчас ему кажется угроза там, где нет ничего, кроме тишины и покоя.

Он поднял пустую тарелку и подошел к двери. Осторожно повернув дверную ручку, он открыл дверь. Из окна дома на него упал луч света, который согрел его.

Он увидел, что Мария стоит у раковины и смотрит в окно. Ее глаза оставались сухими, но у него возникло странное чувство, что она на грани слез. Погруженная в свои мысли, она даже не заметила, как он вошел в кухню.

Бешеный Пес проследил за взглядом Марии и нахмурился. За окном виднелись в сгустившемся мраке обширные поля и белый штакетник забора. Куда она смотрит? Он стал ее разглядывать. Она уже не казалась такой напряженной, как при разговоре с ним. Ее фигура немного обмякла. Из тугого пучка выбились завитки каштановых волос, прикрыв бледную кожу шеи. Она так крепко держала края раковины, что костяшки ее рук побелели.

Она напомнила ему женщину, которую он знал в юности. Этта Барнс. У нее на войне погиб муж, и она уже никогда не будет прежней. Бесцветная кожа и глаза, потерявшие свой блеск. А иногда, когда Бешеный Пес заставал ее врасплох, в ее глазах стояли слезы.

Но Мария Трокмортон – сдержанная и рассудительная старая дева. Какую она могла пережить потерю, если провела всю жизнь на своей ферме? Ему скорее показалось, что она печальна. Какие неприятности могли произойти в ее упорядоченной жизни? Наверное, по ошибке посадила петунии в цветнике для роз.

Он кашлянул. Она вздрогнула и обернулась:

– Мистер Стоун?

– Извините, – мягко произнес он. – Я не хотел вас напугать.

– Ничего. – Нервным движением руки она отвела с лица прядь волос. – Я просто размечталась. Не очень-то стоящее занятие, не так ли?

– Не знаю. Я мечтаю все время.

Выражение ее лица вдруг изменилось, и она снова стала чопорной. Бешеному Псу показалось, что температура на кухне упала на двадцать градусов.

– Я так и думала.

Они долго молча смотрели друг на друга. Бешеный Пес не знал, что ей сказать. Ее глаза снова смотрели строго, но он не забыл, какая в них светилась теплота, когда она призналась, что мечтает. Интересно, подумал он, что за женщина скрывается под бесформенной коричневой одеждой?

– Завтрак в пять двадцать, – наконец сказала она. – Не опаздывайте.

– В пять двадцать? Не в пять пятнадцать или в пять тридцать, а именно в пять двадцать. Звучит по-военному.

– Я так привыкла. Если вам не нравится... – она запнулась и посмотрела на него с надеждой, – вы знаете, где находится дверь.

– Я просто пытаюсь наладить дружеские отношения.

– Вряд ли мне нужен такой друг, как вы.

– Как знать! – Он посмотрел на нее пристально. – Может быть, я как раз тот, кто вам нужен.

– Идите спать, мистер Стоун. Завтра у вас длинный день.

Ее слова прозвучали холодно и твердо, но он почувствовал в ее голосе скрытую дрожь, которая его заинтриговала. Она будто изо всех сил старалась оставаться холодной и отчужденной, будто что-то скрывала.

– Доброй ночи, мисс Трокмортон. Увидимся завтра в пять девятнадцать.

– Доброй ночи, мистер Стоун. Я надеюсь, что вообще вас не увижу.

Джейк стоял у забора, вглядываясь в погруженные в темноту поля. Фермерский дом белел, словно верхушка небольшого холма. Из трубы вился дымок, наполняя ночной воздух едким запахом. Окна приветливо светились красновато-золотистым светом. В груди у Джейка защемило. Дом напомнил ему о другом доме, о другом времени, когда он еще не был ни голодным, ни одиноким, ни бесприютным, когда никто перед ним не захлопывал двери. Он закрыл глаза. Отзвуки мелодичного голоса преследовали его. Он почувствовал, что его глаза наполняются слезами. Она возненавидела бы его за то, кем он стал, за то, что он делает.

«Ты зря теряешь время, Джейкоб. Никого нельзя заставить любить себя...»