Если верить в волшебство

Рука Бенедика сомкнулась вокруг простыни. Очнувшись, он широко распахнул глаза и тут же удивленно заморгал. Затем, ничего не понимая, огляделся. Незнакомая комната, в очаге догорают поленья, стены окрашены слабым светом зарождающегося дня. А самое главное — рядом никого нет. Никого…

Внезапно память вернулась к нему, а вместе с нею и мучительное воспоминание о тех видениях, что дразнили его перед тем, как он проснулся. Ноэль. В его постели. Образ девушки был настолько реален, что на мгновение Бенедику вновь почудилось, будто он чувствует мягкое, волнующее прикосновение ее бархатной кожи… Бенедик рывком сел в кровати; дыхание шумно срывалось с губ, грудь ходила ходуном.

Быстро оглядев опочивальню, рыцарь с облегчением перевел дух: в комнате не было никого, кроме Аларда, мирно посапывающего на циновке возле двери. Бенедик с отвращением передернул плечами и провел ладонью по волосам. Выходит, Ноэль… его ощущения, радость обладания прелестным юным телом — все это было лишь сном.

Никогда прежде Бенедик не видел снов.

Тряхнув головой, он отмел неприятное воспоминание, будто никакого сна не было вовсе. В конце концов, все объясняется донельзя просто: во-первых, он не привык спать в удобной широкой кровати, на белоснежных простынях; во-вторых, он наконец-то вернулся в Лонгстоун, а тут, вместо благословенного отдыха, на него навалилась куча проблем — с вездесущей девицей Эмери во главе. Что же удивляться, если сон его был беспокоен? Нужно просто выкинуть все из головы. Забыть и жить дальше.

Да будет так! — решил Бенедик, вылез из кровати и начал облачаться в свое платье.

— Эй! Хватит спать, — ворчливо бросил он Аларду.

Тот нехотя сел и тут же, охнув, схватился за голову. Конечно, усмехнулся про себя Бенедик, перебрал вчера эля, вот и мается похмельем. Рыцарь не останавливал оруженосца накануне, но и теперь сострадания к нему не ощущал. Ничего, выйдет на свежий воздух и очухается.

— Что? Что такое? — пробормотал Алард, силясь разлепить глаза. — Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного. Просто уже рассвело, а значит, как тебе известно, пора вставать.

Юноша раскрыл наконец один глаз, устремил его на своего господина и издал протяжный стон.

— В такую рань? Но мы же сейчас не в походе и не на поле боя!

— Истинно, но нам предстоит много дел.

Алард вздохнул и, как тряпичная кукла, повалился назад, на циновку. Потом, видимо, для того, чтобы поскорее прийти в чувство, с силой треснул себя кулаком по лбу.

— Прошлым вечером вы, мой господин, искупались в горячей душистой воде, отлично поужинали, а потом возлегли почивать на самое мягкое ложе во всем христианском мире, устланное самым тонким бельем. Так какая же нужда заставила вас, сэр рыцарь, подняться в столь ранний час, да еще в столь ужасном расположении духа?

— Я дурно спал, — прервал его тираду Бенедик и наклонился, чтобы натянуть высокие сапоги.

Конечно, он кривил душой. Ставшая привычной тяжелая и беспокойная дрема, когда любую секунду он был готов вскочить на ноги, впервые уступила место глубокому сну, во время которого, как он помнил и сейчас, его окутывали тепло и блаженство. Но в этом он не мог признаться даже себе, не то что своему оруженосцу.

Алард широко ухмыльнулся.

— Это вы-то дурно спали? Да вы спали как мертвый! Подоткнули под себя одеяло, устроились, как в уютном гнездышке, и ни разу за ночь даже не шевельнулись. — Он со смаком зевнул. — Вот я и спрашиваю: почему вы злитесь с самого утра?

— Кажется, я не обязан давать тебе отчет, однако считай, что у меня просто скверный характер, — отозвался Бенедик. Он уже был полностью одет. — А если не хочешь пасть его жертвой, немедленно поднимайся.

Многозначительно расправив могучие плечи, Бенедик перешагнул через Аларда и открыл дверь. Однако, ожидая услышать очередную реплику оруженосца, чуть помедлил на пороге, но юноша лишь молча устремил на него странный испытующий взгляд. Почувствовав необъяснимое раздражение, Бенедик повернулся к нему спиной, вышел в коридор и с силой захлопнул за собой дверь.

Спустившись в главный зал, Бенедик еще больше нахмурился. Слуги, по-видимому, еще только начали просыпаться, и теперь ему самому придется отыскать хлеб и эль. Он давно уже привык обходиться собственными силами, однако здесь, в Лонгстоуне, предпочел бы расслабиться — едва ли не впервые в жизни.

Раздраженно сдвинув брови, он зычным голосом позвал своего управляющего, однако тот не откликнулся.

Бенедик налил себе эля в высокую чашу и уселся за высокий стол, исподлобья наблюдая, как сонное царство, кое представлял из себя зал, постепенно начинаем оживать.

И вновь его поразило то, что ныне здесь пахло приятнее, чем всегда, — несомненно, от сосновых веток, еловых лап и еще каких-то цветов, которые свисали отовсюду: с арочных проходов, балок, с высоких окон. Убранство, конечно, непривычное, однако надо признать, терпкий запах растений действовал на нервы успокаивающе.