Если вы не влюблены

– Вы и вправду видели какую-то женщину ночью под окнами гостиницы? – у Тани неприятно засосало под ложечкой.

Ей пришла в голову идиотская мысль о том, что мэрша, влюбленная в Таранова, провела ночь под окнами его гостиничного номера, вздыхая и тоскуя. Какая чушь лезет в голову!

– Я ее видела только одним глазом, – ответила Яблонская. – Волосы у нее такие белые и длинные, ну прямо как у Светличной в «Бриллиантовой руке». И одета она была во что-то розовое.

– Нет, она была в красном, – подсказал Курочкин. – Очень красивый цвет.

– Слишком агрессивный, – отрезала Маркиза. – Ты просто ребенок, Андриан. Соблазняться женщинами, которых видишь из окна гостиничного номера, так же пошло, как выбирать невесту по объявлению.

– Я не собирался на ней жениться! – стал защищаться Курочкин. – Я просто смотрел на ночной город. А она стояла внизу. Я на нее тоже смотрел. Разве нельзя?

– Нельзя, – отрезала Яблонская. – Ты всегда привлекаешь к себе всякую дрянь. У тебя вообще все не как у людей. Вот скажи, куда ты подевал портсигар?

– Какой портсигар? – удивилась Таня и быстро взглянула на Курочкина. Вся труппа знала, что Андриан Серафимович покуривает тайком от жены. Неужели она его все же застукала?

Яблонская сжевала еще один кусок сыра, сделала большой глоток чая и пояснила:

– А тот, которым он пользуется по ходу спектакля.

– Да-да, мой реквизит, – подхватил Курочкин, оживляясь. – Он куда-то делся. Я уже сказал Белинде, чтобы она раздобыла новый.

– Кстати, твоя Белинда, наверное, ушла искать табачный магазин, чтобы купить портсигар для вечернего спектакля, – высказала свое мнение Яблонская. – Она девица хоть и вредная, но ответственная.

«Можно подумать, ты полезная», – хмыкнула про себя Таня. Иногда ей было жаль Курочкина. Его всем было жаль. Один Таранов считал, что тот добровольно прирос к своей супруге, как гриб к березе, и без нее вряд ли сумеет удержаться на плаву.

– Ты Алика сегодня видела? – продолжала допрашивать Маркиза.

– Сегодня нет, а что?

– Хотела убедиться, что перед сегодняшним спектаклем Вадик больше не будет слоняться по фойе. К тому же неплохо было бы услышать от режиссера что-нибудь приятное. Похвалу моему таланту, например.

– Он уже всех похвалил вчера, – напомнил Курочкин.

– Твои «все» меня мало волнуют. Меня волную только я, и это секрет моего хорошего самочувствия. В конце концов, премьера прошла отлично, можно было сказать мне несколько теплых слов, – продолжала ворчать Яблонская.

Таня тоже считала, что премьера прошла отлично. Все-таки спектакль еще не обкатали, да и место новое. Несмотря на недавнюю реконструкцию, о которой вчера упоминал Будкевич, сцена была довольно маленькой и, невзирая на все старания Веленко, какой-то темноватой. Из-за этого артисты, привыкшие к простору столичных подмостков, постоянно норовили свалиться в первые ряды партера на головы местной публики, восторженно на них взиравшей. Но – обошлось. Таня с удовольствием вспомнила бурные аплодисменты не только после каждого акта – едва ли не после каждой сыгранной сцены.

– Я вчера на банкете устроила «разбор полетов», – поделилась с ней Яблонская. – Хотела к чему-нибудь придраться.

– Или к кому-нибудь, – поддакнул Курочкин.

– И не нашла – к чему! Можешь себе представить?

Такое можно было себе представить с большим трудом. Женщины, подобные Маркизе, способны найти изъян даже в таблице умножения.

В спектакле Яблонская и Курочкин играли роль матери и отца главной героини, то есть Тани. Рысаков был ее женихом, а Таранов – братом. Оба лезли из кожи вон, стараясь переиграть друг друга, и просто блистали на сцене. Даже Анжела в скромной роли невесты брата была очень мила и естественна.

– Ну, разве что Брагина на пожилую служанку не тянет, – неожиданно вынесла приговор Яблонская. – А чего удивляться? Все же она девушка видная, такое никаким гримом не скроешь. К тому же она у нас «ягодка опять», и энергия из нее прет – будь здоров. Вот, сегодня под утро вместо того чтобы сладко спать, она по коридорам бегала. Шушукалась с кем-то.

Тане очень хотелось спросить, не знает ли Маркиза, с кем именно Регина шушукалась рано утром в коридоре, однако усилием воли заставила себя промолчать. Другим не нужно знать, что она по-прежнему ревнует Таранова к Брагиной. Ей вспомнилось, как тетушка Поля однажды сказала: «Любовь – это блюдо, которое подают горячим. И кто хоть раз обжегся, всегда будет дуть на воду». Таня представила, что она всю жизнь будет маяться, подглядывать и подслушивать, как сегодняшней ночью, и помрачнела. Посмотрела на часы. Начало двенадцатого. Таранов, судя по всему, скоро отправится на свидание с мэршей.

Ей неожиданно захотелось узнать, что произойдет на этом свидании. Как они будут общаться? Пойдет ли Таранов провожать Романчикову до машины? Вдруг они поцелуются на прощание? Желание знать правду скрутило ее, точно приступ аппендицита. У нее даже физиономия скривилась, потому что Курочкин участливо спросил:

– Танюша, с тобой все в порядке?