Если выберешь любовь (СИ)

Татьяна Васильевна широко улыбнулась.

— Непременно зайдите ко мне потом, — полушепотом произнесла она.

Леонид Юрьевич кивнул, и они с Олесей пошли дальше.

Специфический запах больниц, запах хлорки, бинтов и лекарств, бил в нос, и девушка чувствовала нервную дрожь во всем теле. Она не обратила никакого внимания на встреченную женщину, слишком занята была своими мыслями.

Напряжение достигло предела, когда они вошли к Анне Михайловне. Она была в палате одна. На звук открывшейся двери женщина повернула голову. Удивление скользнуло в ее глазах. Девушка, еле скрывая волнение, осталась у двери, а Шатилов направился к супруге.

— Анечка, здравствуй, — он наклонился и поцеловал бледную щеку жены. — Как ты себя чувствуешь?

Анна Михайловна беспокойно вглядывалась в нежданную гостью.

— Не волнуйся, все хорошо, это… — Шатилов слегка замялся, потом продолжил, — знаешь, я тебе давным-давно рассказывал… про дочь… с ее матерью мы не поддерживаем никаких отношений, я не видел ее пятнадцать лет.

Женщина потрясенно молчала.

— Анечка, так вот это она и есть. Олеся.

Анна Михайловна недоуменно смотрела на мужа.

— Да, так и есть, — негромко сказала Олеся, подходя на негнущихся ногах к кровати больной. — Мы не виделись пятнадцать лет. И теперь, переехав сюда, я навестила вас…

— Здравствуй, Олеся, — тихо проговорила Анна Михайловна, все еще не понимая, чем вызван визит дочери ее мужа.

— Здравствуйте, Анна Михайловна… Понимаете ли, в чем дело… Я очень нехорошо поступила, — начала она, но запнулась. Глядя в осунувшееся лицо, почти белое, как стены этой палаты, как постельное белье, на котором лежала больная, так трудно было говорить о своем поступке…. Олесе было по-человечески жаль Шатилову, и девушка искренне желала ей сейчас только скорейшего выздоровления.

— Анечка, ты не волнуйся, — продолжил Шатилов вместо своей дочки. — Все хорошо. Я с тобой. А Олеся хочет кое-что объяснить…

— Да, Анна Михайловна, вы простите меня, пожалуйста, но это я… я… — девушка стала заикаться, — я все сделала…

— Что? — чуть слышно, одними губами спросила Шатилова.

— Анна Михайловна, я ходила к вам, я написала вам это… я виновата, простите меня… — в голосе слез становилось все больше и больше, — я не хотела доводить вас до больницы… я, вообще, зря затеяла всю эту игру… Я бывала у вас дома, испортила ваши документы… Я написала это письмо про любовницу, про беременность… — Олеся выражалась сумбурно, но ясно и четко строить предложения не получалось. Она очень надеялась, что донесла свою мысль до жены Шатилова.

— Не спрашивайте, зачем… — девушке уже было не остановиться. — Я… не скажу вам… но… в общем, это только моя вина, я хочу, чтобы вы знали.

Анна Михайловна молчала, и Олеся даже испугалась не станет ли ей только хуже от прозвучавшего признания.

— Олеся, — наконец произнесла больная, — спасибо тебе. Но ты не виновата. Не кори себя, я ведь чувствую, ты обвиняешь себя. Не надо… Это наши с твоим отцом взаимоотношения… И знаешь, нашей вины тут не меньше, чем твоей. И даже больше. Ты сейчас появилась таким странным способом… надо было разыскать тебя раньше…прости, что я этого не сделала. Позднее прозрение приводит к позднему покаянию. Олесечка, мы еще встретимся и поговорим обязательно, правда?

Анна Михайловна потянулась к Олесе и сжала ее руку. Конечно, не ответить на пожатие Олеся не могла. Но на душе была какая-то странная неловкость…

— Я пойду, пожалуй, — освободилась Олеся. — Выздоравливайте.

— Спасибо. И я хочу пригласить тебя в гости, как только выпишусь. Уже скоро. Ты же придешь?

— Э-э… я… не знаю… как-то неожиданно…у меня учеба…

— Приходи, мы созвонимся, приходи обязательно, да, Леня? — Анна Михайловна взглянула на молчаливого супруга.

Тот едва заметно кивнул.

— Хорошо, — решила не расстраивать больную женщину Олеся. — До свиданья.

Она торопливо вышла из палаты.

Последние слова Анны Михайловны застряли в памяти. Зачем им знакомиться ближе? Ходить в гости? Ерунда какая-то… Ни к чему это… ни к чему… Олеся тряхнула головой, словно отгоняя недавнее приглашение. Девушка перешла дорогу и направилась в небольшой парк. Да, все это было глупо… Весь план ее мести… Какая-то девчачья забава, в результате которой образовались совсем недетские последствия… Когда ей в первый раз пришла в голову мысль о мести? В лет пятнадцать… Тогда она то отбрасывала свою задумку, то возвращала вновь. Но всегда о ней помнила. Как и об отце — Шатилове Леониде Юрьевиче — никогда не забывала. Даже когда уже было можно и не вспоминать. Но нет! Как садовод взращивает редчайшее растение, так и Олеся культивировала в себе чувство обиды и мести. Удобряла, поливала, не давала зачахнуть…Хотелось быть готовой к встрече с ним. Да просто хотелось встретиться, что же теперь таить? Это было неутоленное желание, недоведенное до конца дело, был ее неуслышанный крик — как в том парке, где она не докричалась, не добежала, не завладела его вниманием…