Если забуду тебя, Тель-Авив

Но, обдумав всё это, отмечаешь, что есть же у семьи и другая характеристика – не только любящие, но и те, кого любишь ты. Отчего же куст умалчивает об этом аспекте? А всё потому, что привык знать: твоя любовь ничего не решает, как ни пылай, ни принадлежи, всегда наступит момент, когда ссадят с колен и уйдут. Никого нельзя удержать силой своей любви и сохранить при себе, только если выберут тебя, если собственная любовь привяжет человека к людям, кустам и крестам. А дальше уж либо повезло, либо нет.

Мне везёт, мне всегда отчаянно везёт, по мелочам и в том, что люди зачем-то меня выбирают.

Прогулка с утра

Удивительна память, которая просыпается в человеке, когда отключается рассудок. В пятницу пришлось покинуть дом спешно, в восемь тридцать утра; я собирала своё дремлющее тело совершенно мимодумно и поэтому рефлекторно его накрасила. И потом сидела на пустом пляже, являя собой образец ритуальной косметологии. Пугать особенно было некого – всего одна парочка дятлов с маткотом[20], несколько бегунов вдоль кромки воды и ещё собака Куки, которая обучена знакомиться с девушками. Выбирает, ложится у ног и ждёт, когда придёт хозяин. Какая женщина откажется поболтать с блондином, если его представляет большая тёплая собака?

Из хорошего в стране нашей, кроме голоса горлицы и клубники по шесть шекелей, то, что сантехников здесь называют высоким словом инсталлятор, потому что они, очевидно, делают некоторое искусство из говна, труб и герметика, а потом ещё запрещают его осквернять примерно сутки. Из-за этого вечернюю субботнюю прогулку мы планируем по известным нам круглосуточным туалетам. А с утра мне просто нужно было покинуть здание, я не готова была увидеть людей так близко, вот и умчалась накрашенной птицей – красноглазо кружить над морем, но не орать.

Орут здесь дети и настолько чудесным образом, что я минут на пять залипла возле площадки, где несколько небольших персон вопили так, будто каждый в свои годы уже бросал в атаку полк – под пули, на кронштадский лёд, – надсадно, люто и бесконечно.

Ещё из искусства видела сегодня вязаную работу на стене художественной школы и новое граффити между Бялик – Черниховски. Подумала, что лучшее в уличном арте, это свет и рифмы, исполнение и замысел почти всегда отступают, когда такое солнце, такая симметрия всего со всем – ветки и её тени, решётки и отражения. Блики ложатся на самые бездарные работы и делают их бессмертными, но ровно до тех пор, пока свет не переместится.

Потом гуляла по Шенкин, там раздавали собак с хорошими лицами, и я в который раз поразилась силе творческого начала, живущего во мне. Из всей ихней породы мила мне только микроскопическая собачка Томас, которая заведует книжным магазином «Бабель», умеет истово спать всем телом и тихо говорить избранным «Аф. Аф». Но вот увидела этих и долго не могла отделаться от желания взять одного добермана за поводок, привести в дом и насладиться лицами семьи: мужа и котов. Ради красоты момента едва не испоганила себе жизнь.

Вернулась с пустыми руками и с порога поняла, что британские кошки созданы, чтобы мучить. Толстенькие, вызывающие хватательные конвульсии у всех, кто их видит, и при этом ненавидящие фамильярность – как это можно терпеть? Думает о смерти, никого не любит и презирает свою красоту, а ты смотришь, вожделеешь и кусаешь пальцы, как Блок.

Прогулка ради спорта

В последнее время то и дело впадала в глубокую задумчивость. Во-первых, я пишу детскую книжку, в которой фигурирует фарфоровая свинья[21] Надежда, и этот персонаж требует от автора огромной внутренней работы.

А во-вторых, меня всё-таки убедили в необходимости спорта, и я пыталась выбрать себе подходящий вид. Это, как если бы Моисей предложил египтянам самим выбрать одну из десяти казней, и они бы устроили по этому случаю референдум. Лично я уже склонялась к пёсьим мухам, но другие голоса в моей голове возражали.

И вот в разгар особо шумного обсуждения всё закончилось, потому что мы шли по Неве-Цедек и нашли возле синагоги скакалку. Ещё там лежала коробка мацы и стопка детских книжек, но они не важны для моего повествования.

Вопрос о виде спорта разрешился, я буду скакать. Полагаю, в классификации Моисея это равно грому и граду, по крайней мере, если судить по количеству грохота.

Несколько дней зелёная вещь отлёживалась у меня на столе, а сегодня я поняла, что дольше тянуть неприлично, да и египтяне волнуются.

Судя по длине, прыгалки принадлежали высокому мужчине, брюнету с мускулистыми ногами, с чуть рассеянной улыбкой и немного детским выражением тёмных глаз. Потому что, учитывая показания счётчика в ручке, мозги его давно взболтались всмятку, человек не может прыгнуть восемьсот девять раз и остаться сохранным. Теперь ему только улыбаться и нихрена не соображать.

Зато короткая серия прыжков рвёт синаптические связи и обеспечивает просветление. Буквально после третьего скачка я ощутила, что совершаю нечто противоестественное.