Если завтра не наступит

– Лошадиных сил, – машинально поправил Бондарь.

– Да, да. Мы поедем?

– Уговорила. Но впредь без фокусов.

– The tricks? О каких фокусах ты говоришь?

Настало время прочитать американке небольшую лекцию.

– Я хочу, чтобы в дальнейшем между нами не было недоразумений, – заговорил Бондарь с расстановкой, двинувшись в обратном направлении. – Мне плевать, что ты обо мне думаешь, но можешь быть уверена, что я тоже от тебя не в восторге. – Он поднял руку, отметая готовые последовать возражения. – Не перебивай… Так вот, если ты станешь портить мне нервы, то я найду способ избавиться от твоего общества. Сомневаюсь, что твоему шефу понравится, если ты сообщишь ему, что русский разведчик исчез в неизвестном направлении. А мне это как… – Бондарь задумался, подыскивая подходящее сравнение, которое не оскорбило бы слух дамы. – Как с горки скатиться, – нашелся он наконец. – С сегодняшнего дня мы не просто партнеры. Ты находишься у меня в подчинении. Усвоила?

– I've got it, – кивнула Лиззи, с выражением мрачной решимости на лице. – Я принимаю твои условия, Джин.

– Если уж хочешь называть меня по имени, то произноси его правильно, – проворчал Бондарь. – Женя.

– Дже… Дженья.

– Же-ня.

– Дже-ня.

– Ладно, для начала сойдет, – смилостивился Бондарь, размещаясь на переднем сиденье зеленого автомобильчика.

Рено наладил выпуск своих малолитражек благодаря знакомству с Гитлером, состоявшемуся на берлинской выставке. Покровительственно похлопав автопромышленника по плечу, фюрер сказал: «Война между нами неизбежна, а после войны Франция станет бедной страной. Вы будете вынуждены строить дешевые, экономичные машины. Советую приниматься за дело прямо сейчас». Вместо того чтобы забить тревогу, по возвращении домой Рено никому не сообщил об угрозе Гитлера, а усадил конструкторов за работу и впоследствии сказочно разбогател. Патриотизм бы никогда не принес ему таких прибылей.

Рассеянно размышляя об этом, Бондарь так же рассеянно слушал бодрый рок-н-ролльчик, включенный американкой. Весь текст состоял из фразы «You make me dizzy, miss Lizzie», повторяемой на разные лады. Надо полагать, песенка была чем-то вроде гимна для мисс Лиззи Браво, и она хотела произвести впечатление на спутника, но Бондарь сделал каменное лицо и молчал, открывая рот лишь для того, чтобы заблаговременно объявить очередной поворот.

Прежде чем отправиться в гостиницу, он решил немного покататься по Тбилиси, запоминая расположение главных улиц и достопримечательностей. В качестве ориентира служила пологая гора со шпилем телебашни. В центре города было относительно просторно и чисто, по вымощенным плиткой тротуарам чинно шагали люди, витрины магазинов сверкали, запах платанов и кипарисов пробивался даже сквозь автомобильную гарь. Но стоило немного углубиться в жилые кварталы, как картина разительно менялась, становясь все более сюрреалистической.

Проспект Руставели с его помпезными зданиями и дорогими магазинами соседствовал с убогими кривыми закоулками, утыканными какими-то совершенно невероятными курятниками, сложенными из разноцветных кирпичей. Кривые оконца, увитые плющом и виноградом, покосившиеся терраски, осыпающиеся балкончики – все это держалось на честном слове… но кто и кому дал это честное слово, было неясно. Надо полагать, действовало оно только до первого землетрясения.

Тем не менее в этих развалюхах кто-то жил, а ущелья улиц, проложенные между ними, были запружены беспрерывно сигналящими машинами и галдящим народом. Никто не уступал дорогу, никто не соблюдал правила движения, никто не считался с мнением окружающих.

Устав от созерцания этого вавилонского столпотворения, Бондарь попросил Лиззи остановиться неподалеку от оживленного перекрестка, распахнул дверцу и сказал, что вернется минут через пять-десять.

– Я пойду с тобой, – засуетилась Лиззи.

– Послушай, тебе велено не отпускать меня одного надолго, но про то, чтобы следовать за мной по пятам, речи ведь не было, – напомнил Бондарь.

– Куда ты?

– Я должен тебе отчитываться?

– Нет, но…

– Тогда сиди и жди, а чтобы не чувствовать себя одинокой, любуйся достижениями американского прогресса. – Бондарь указал на здание «Макдоналдса», увенчанное куполом минарета. – Я скоро вернусь. Тебя ждет сюрприз.

– Сурпрайз, – повторила Лиззи по-английски. – У этого слова два значений. Не только приятный новость. Еще льовушка.

Неопределенно хмыкнув, Бондарь растворился в толпе.

20

Возвращаясь, он невольно вспоминал те давние времена, когда существовал так называемый «грузинский рубль» – сторублевая купюра. За настоящий советский рубль приобрести в солнечной Грузии можно было разве что упаковку спичек, пачку сигарет или початок вареной кукурузы. Сдачу приезжим не давали, а тех, кто пытался настоять на своем, обливали презрением: «Савсэм дэнэг нэт, да? Тагда бэры тавар даром, мынэ тываи капэйкы нэ нужны».