Если завтра не наступит

Сопя и покряхтывая, он спеленал пленницу по рукам и ногам, полюбовался ею, лежащей на грязном полу, и, не говоря ни слова, направился к выходу. Было слышно, как лопаются и хрустят осколки стекла под его ногами, как шаркают его подошвы, как скрипят ступени – это происходило уже в темноте.

Потом хлопнула дверь, и стало почти тихо. Урчание двигателей казалось потусторонним и угрожающим. Словно Вероника находилась в логове огромного зверя, чутко дремлющего в ожидании того сладостного мига, когда голод заставит его очнуться и отправиться на поиски чего-нибудь съедобного.

Кого-нибудь съедобного.

Гул двигателей смолк. Стало тихо-тихо. И поскуливания несчастной Вероники делали эту тишину еще более всеобъемлющей, еще более пронзительной.

Особенности южного темперамента

42

Арно Саакян, известный в округе по прозвищу Ара, что по-армянски означало «друг», тихонько притворил за собой дверь спальни, оделся, стоя посреди гостиной, потом на цыпочках прошел в детскую, чтобы поцеловать забавные мордашки спящих внучек. Поправил на обеих одеяла, хотя в этом не было никакой нужды, улыбнулся им редкозубой улыбкой и вышел, упиваясь сознанием того, какой он любящий, какой добрый и заботливый дед. Причем совсем еще не старый в свои пятьдесят пять. Полный сил и желаний. Несмотря на то что силы зачастую приложить некуда, а желания так и остаются нереализованными.

Войдя в кухню, Ара открыл холодильник и привычно порадовался тому, как тихо и солидно работает агрегат. «Норду» было лет десять с гаком, но он еще ни разу не побывал в ремонте: вот что значит хозяйский подход к покупкам. Запивая брынзу молоком, Ара самодовольно усмехнулся. Ничего не скажешь, он хоть не вор и даже не министр, а самый обыкновенный таксист, но в доме у него полный достаток. И «левый» газ есть, и самодельная динамо-машина, и аккумуляторы. Все соседи приходят к ним погреться, сушат детские пеленки возле их печки, завидуют. Это ли не признак благосостояния?

«Так чего же тебе еще надо, женщина? – мысленно спросил Ара у супруги, находившейся в спальне. – Такого муженька отхватила, любо-дорого посмотреть! Что бы ты без меня делала, а? В одиночку не выживешь, времена нынче трудные, собачьи времена, сама знаешь. Так стоит ли их усложнять, глупая женщина?»

Ох-хо-хох…

Покончив с завтраком, Ара пошел в ванную, смочил руки в корыте, пригладил курчавые волосы, потом, неотрывно глядя на себя в зеркало, поправил воротник свитера, одернул рукава, расправил плечи: а что, красавец, да и только! Видный мужчина, несмотря на невзрачный рост. Все при нем.

На секунду он задумался, а не стоит ли раздеться, вернуться в спальню и юркнуть под одеяло, прильнув к жене, спящей сладким сном? Ну ладно, ну никак не хочет уступить Аре, не идет навстречу его невинным желаниям, так не повод же это уходить из дому не простившись. Жена, как-никак: детей в муках рожала, на огороде спину гнула, вязала, шила, стирала, дом сердечным теплом наполнила.

Ара представил себе, как гладит тугую, румяную щеку жены, постепенно зарываясь пальцами в разметавшиеся по подушке волосы. На этом рука не останавливается, ныряет в вырез ночнушки, шарит там, поочередно разминая горячие округлости грудей. А потом? Жена снова оттолкнет Ару, пытающегося хоть одним глазком заглянуть туда, куда ему смолоду не велено заглядывать. И как быть? Он не старик, но и не мальчик, чтобы довольствоваться фантазиями. Ему надо видеть, вот в чем дело. У него в последнее время ничего не получается в постели именно из-за этого ослиного упрямства жены. Вечно они милуются в темноте, вечно под одеялом, нос к носу, кое-как, молчком, наспех, без всяких там штучек-дрючек, что по телевизору показывают. Жена, кстати, считала, что стремление Ары видеть ее голую – прямой результат увлечения развратными ночными передачами. Ему же всего-навсего хотелось немного эротики, так это называлось. За те годы, что супруги Саакян прожили вместе, Ара успел позабыть, как на самом деле женщины устроены, что там у них между ног находится. Хорошо ли это?

Сделав шаг к двери спальни, Ара остановился, говоря себе: «Стой, куда ты? Не подкаблучник же ты, Арно Саакян! Будь, наконец, мужчиной: решил уходить – так уходи, и дело с концом. Ты не в Россию уезжаешь, не в Германию, не в Америку и, слава богу, не с азербайджанцами воевать едешь. Ты всего-навсего уходишь из дома. Временно. Оскорбленный в лучших чувствах».

Выйдя на крыльцо, Ара потянулся, подбоченился и принялся разминать поясницу, вращая тазом и поглядывая на подрумяненный зарей небосвод. Это что же, из-за ослиного упрямства некоторых женщин люди ходить насупленными должны? – размышлял он, улыбаясь. И без того все эти проклятые новые порядки нас так доконали, что утром «доброе утро» сказать забываем, вечером – «доброй ночи». Не бывать этому! Неприятности приходят и уходят, а жизнь продолжается.