Если завтра не наступит

Тут-то все и произошло.

64

Вскочив с кресла, Бондарь перемахнул через перила, скоординировав направление прыжка уже в полете. Его крик был страшен. Наверное, так орали красноармейцы летом сорок первого, прущие на фрицев с голыми руками. Идущие вперед очертя голову. Деморализующие врага и отпугивающие собственную смерть одним только криком и отчаянной решимостью.

А-а-а-а!!!

Надо отдать должное Гванидзе: он не застыл, парализованный ужасом, а успел повернуться навстречу опасности. Даже выстрелить успел, не целясь.

Вспышка слегка ослепила Бондаря, но не причинила ему ни малейшего вреда. Его ноги врезались в хрустнувшие плечи противника. Потеряв равновесие, тот нелепо взмахнул руками и начал валиться с крыльца, опережая кувыркающийся в воздухе пистолет.

Приложившийся спиной об острые грани ступеней, Бондарь охнул, что не помешало ему продолжить атаку. Не отвлекаясь на упавший пистолет, он коршуном налетел на Гванидзе, молотя его кулаками, как боксерскую грушу. Сопротивления практически не последовало. Вяло отбивавшийся чеченец действовал только одной рукой, поскольку вторая висела плетью. Подмятый Бондарем под себя, он был смертельно бледен и почти не реагировал на свирепый мордобой, от которых клацали его зубы. Это был шок. Судя по всему, у Гванидзе была сломана ключица. Бондарь еще только занес кулак для прицельного удара в верхнюю губу, когда противник окончательно обмяк, потеряв сознание. И все же Бондарь довершил начатое. Кулаки стискивают не для того, чтобы разжимать их раньше времени.

Бац! Гванидзе вздрогнул, выпустив изо рта струйку крови, но на боль не отреагировал. Это было импульсивное сокращение мускулов. Раздосадованный Бондарь оставил противника в покое. Сделал он это с явной неохотой. Гнев редко затмевал его разум, однако сейчас он был готов избивать распростертого на земле чеченца до потери пульса. Без тени сострадания. Смертным боем. Достаточно было вспомнить, как Гванидзе обходился со своими жертвами, чтобы пожелать ему сдохнуть в таких же мучениях.

Нагибаясь за пистолетом, Бондарь почувствовал ноющую боль в пояснице, но ни позвоночник, ни ребра повреждены не были. Ему понравилось, что он увидел: старый добрый «ТТ» заводской сборки. Надежный и безотказный, как отбойный молоток. Долби в кого хочешь, сколько патронов хватит. А обойма была полнехонька. К превеликому удовольствию вооружившегося Бондаря.

Слегка размявшись, он сунул пистолет за пояс, присел рядом с Гванидзе и поочередно оттянул ему оба века. Один глаз, как и следовало ожидать, закатился, дико поблескивая влажным белком. Второй глаз пристально смотрел в небо. Он был стеклянным, так что последние сомнения Бондаря отпали. Перед ним лежал Нодар Шалаев, он же Давид Гванидзе. Вполне живой, хотя и временно недееспособный. Прикинув, что беспамятство чеченца продлится никак не меньше десяти минут, Бондарь обыскал его. Он взял себе лишь паспорт, ключи от джипа, исписанный корявым почерком блокнот и мобильный телефон, в памяти которого хранились не только компрометирующие Веронику Зинчук снимки, но и масса другой полезной информации. В Москве тщательно изучат все телефонные номера, с которыми поддерживал связь Гванидзе, и непременно вычислят некоторых абонентов. Пролистнув электронную записную книжку, Бондарь обнаружил там, к примеру, телефон американского резидента Барри Кайта. Фигурировал там также начальник жандармерии Тутахашвили. С этой троицей было все ясно. Скованные одной цепью, связанные одной целью.

Строчка из полузабытой песни подсказала Бондарю план дальнейших действий. Открыв багажник «Лендровера» в поисках троса, он присвистнул. Оружия было не так уж много: автоматы Калашникова с подствольными гранатометами да боеприпасы к ним в трех ящиках. А вот взрывчатки, привезенной в джипе, хватило бы на то, чтобы стереть с лица земли целый поселок. Найти бы такой, в котором живут сплошь подонки и негодяи, мрачно подумал Бондарь.

Решив разобраться с арсеналом попозже, он отыскал трос и, разматывая его на ходу, приблизился к Гванидзе. Затянул у него под мышками петлю, сходил к «Лендроверу», включил зажигание. Вернулся с пластиковой бутылкой воды. Вылил ее на Гванидзе.

Тот пришел в себя и завозился, ошалело таращась на Бондаря. Он еще не вполне оклемался – только пучил глаза да нечленораздельно мычал. Его физиономия оставалась неправдоподобно белой. Словно кто-то прицепил к алебастровому бюсту театральную черную бороду. Усмехающийся Бондарь не расслабился и не терял бдительности, наблюдая за пленником. Шли минуты. Каждое движение Гванидзе, каждая гримаса свидетельствовали о том, что он постепенно приходит в себя, начиная адекватно воспринимать окружающий мир. Его приобретший осмысленность взгляд, устремленный на Бондаря, говорил, что капитуляции без боя не будет. Несмотря на поврежденную левую руку, сдаваться Гванидзе не собирался. Он все еще оставался противником опасным и непредсказуемым. Способным на сопротивление.

– Кто ты? – хрипло спросил он.

– Человек, которого прислали по твою душу, – ответил Бондарь.