Если завтра случится

Качаю головой, отказываясь.

— Выпейте, Насть, вы разволновались. Нужно успокоиться, — мягко настаивает девушка, ловко забинтовывая мою руку.

Вспоминаю бомбоубежище. Танец на стёклах. И Даню… Он вот также тогда оказывал мне первую помощь.

Делаю один глоток воды, затем второй. Просыпается жажда, и я выпиваю весь стакан.

— Сообщу Этери и гостям, что всё в порядке, — мама направляется к двери.

— Я бы так не сказала, — тихо произносит моя медсестра. — Готово, — скрепив кончики бинта, поднимается с ковра.

— Можно унести? — уточняет Наира, забирая аптечку.

— Да, спасибо.

— Мы знакомы? — решаю спросить, когда домработница уходит.

— Да, знакомы, вы просто меня не помните.

— Помню. Тата, — подбрасывает имя встрепенувшаяся память.

— Верно. Насть, я хочу сказать, что искренне вам сочувствую. Потеря ребёнка — это больно и страшно.

— Вы грузинка? — прищуриваюсь я.

Акцент подсказывает, что да.

— Грузинка. И… я думаю, можно на ты, — улыбается, смущаясь.

— Что Этери сказала моему мужу?

Тата резко опускает глаза, тем самым подтверждая мои предположения.

— Я хотела бы знать. Переведи, ты ведь всё поняла.

Девушка присаживается на постель и вздыхает.

— Этери пожелала сыну здоровую жену, способную подарить наследника.

— Ясно.

Примерно так я и думала. Чего ещё ожидать от этой женщины?

— Ты не любишь Амирана. Прости, — повернувшись, извиняется она тут же. — Себе подобных вижу сразу, — поясняет с грустью в глазах.

— Постой. Неужели тот взрослый мужчина приходится тебе мужем?

— Так уж получилось…

— Тебя, как и меня, выдали замуж родители?

— Нет. Я сама решилась на этот шаг. Так нужно было сделать, чтобы помочь моему младшему брату.

— Сколько тебе лет?

— Девятнадцать.

— А ему?

— Сорок семь.

Двадцать восемь лет разницы…

Молодая, красивая девчонка. Что вообще творится в этом мире? Двадцать первый век на дворе!

— Кровь вроде остановили, — Тата внимательно осматривает забинтованную ладонь.

— Может, выпьем как-нибудь кофе вместе? — предлагаю я осторожно.

— Хорошо, — соглашается она. Называй свой номер, я запишу.

***

Оставшуюся часть праздника я нахожусь в своей спальне, наверху и, слава Богу, никто кроме матери меня не беспокоит. Да впрочем и она быстро уходит, дабы не оставлять отца надолго одного.

С ним, кстати, я перестала общаться ещё со дня своей свадьбы. Ведь что сделал бы любящий отец, наблюдающий за тем, как горько плачет дочь, одетая в белое платье?

Правильно, точно не потащил бы её под венец, как поступил он.

Что ж… Я выполнила свою часть уговора, правда в последний момент взамен огласив отцу условие: он должен был остановить всяческое преследование Климова-младшего и забыть о его существовании.

Надеюсь, что так и есть. По крайней мере, никаких новостей о Дане я не знаю…

Сквозь дрёму слышу какой-то шум, а уже в следующую секунду, испуганно подскочив, всматриваюсь в темноту.

— Кто здесь?

— Муж твой кто.

Внезапно загорается лампа торшера, и я непроизвольно зажмуриваюсь от вспыхнувшего света.

— Почему не спустилась больше? — ставит на тумбочку пустой стакан.

— Вы и без меня отлично провели время, — подтягиваю одеяло к подбородку.

Зачем он пришёл сюда?

— С рукой что? — осведомляется сухо.

— Ничего. Небольшой порез.

— Нарочно это сделала? Не могла обойтись без представления, да?

— Представление устроила не я, а твоя мать.

— Выражайся конкретнее.

— Я про тост. Как можно быть такой лицемерной?

— Следи за языком!

— Знаешь что? Думаю, тебе стоит последовать её совету.

— Ты о чём?

В ужасе наблюдаю за тем, как расстёгивает и снимает рубашку.

— Я про новую жену, способную родить тебе наследника.

— Зачем тогда мне ты?

Щёлкает пряжка ремня.

Нет-нет-нет.

— Я не хочу детей, — заявляю уверенно.

— Пройдёт время, захочешь.

Снимает штаны. Выключает свет.

Кровать проседает под тяжестью его веса.

— Раздевайся, — командует, сдёрнув одеяло.

— Амиран, пожалуйста…

— Раздевайся, я тебе сказал! — злится он, повышая голос.

— Я не могу сейчас. У меня… эти дни, — нагло лгу. От безысходности.

— Мне всё равно.

— Мне не всё равно.

— Сюда иди, — довольно грубо дёргает за руку к себе.

— Амиран. Не здесь.

Он никак не реагирует. Стаскивает ночнушку, совершенно не заботясь о том, чтобы она осталась целой.

— Ты пьян и груб. Я не хочу так, — пытаюсь отодвинуться в сторону, когда придавливает меня своим телом сверху. — Не хочу, слышишь?

— Плевать мне, что ты не хочешь, — раздвигает коленом ноги и настойчиво целует шею, царапая нежную кожу щетиной.

— Не надо. Прошу тебя. Амиран…

Раньше он меня слышал. Нет, значит нет. Не настаивал. Просто уходил. Зачем же сейчас так со мной поступает? Почему?

Глаза наполняются слезами.

Слова утекают в пустоту.

Увы, чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее его желание растоптать меня.

Сдаюсь, устав с ним бороться.

Терплю происходящее, вцепившись ногтями в его плечи.

Беззвучно плачу, глядя в пустоту, и медленно погибаю.

Если до сегодняшнего дня я абсолютно ничего не испытывала в моменты близости с ним, то теперь… Теперь я испытываю подлинное отвращение.