Если желания не сбудутся

— Отказали почки, полностью.

— Так сделайте что-нибудь, можно же что-то сделать! Капельницу там или…

— Ему почти шестнадцать лет. — Врач вздохнул. — Это очень почтенный возраст для кота, а для британа так и вообще. Он должен был умереть еще месяц назад, но каким-то чудом прожил его. Ты можешь сейчас плюнуть мне в лицо и уехать в другую клинику, но от старости лекарства нет. Отпусти его, он и так оставался с тобой столько, сколько мог, но больше нельзя, просто отпусти его, он же мучается!

Сима обняла безжизненное пушистое тельце и зарыдала. Врач, вздохнув, потянулся за сигаретами.

— Давай подумай, а я покурю пока.

Они остались вдвоем в пустом приемном покое.

Сима наклонилась к Сэмми и погладила пушистый бочок, тяжело и часто вздымающийся.

— Не бросай меня, пожалуйста. Я с тобой, мы это преодолеем, не уходи!

Его оранжевый глаз смотрел на нее непроницаемо и знакомо, а сердечко под ее рукой билось часто-часто. Слезы Симы падали на его шубку.

— Я не отпускаю тебя, слышишь? Мы сейчас поедем домой, и ты выздоровеешь, я куплю тебе тех паштетов, что ты любишь, а через неделю на дачу поедем и…

Он тронул лапой ее ладонь, и Сима замерла.

И его дыхание тоже замерло. Оранжевый глаз все так же смотрел на нее, но сердце под ее пальцами уже не билось. И Сима, поняв, что произошло, заплакала громко, беспомощно, четко осознавая, что он только что не дал ей принять решение, за которое она не простила бы себя никогда. Он и сейчас, в свой последний миг, позаботился о ней — как смог.

Доктор тронул ее за плечо, но она почти не заметила этого. Осторожно уложив пушистое тельце в переноску, спросила:

— Сколько я вам должна?

— Нисколько. — Доктор бросил окурок в урну и покосился в сторону машины. — Может, не надо за руль? Позвони кому-нибудь…

— Некому звонить.

Взяв переноску, она вышла из клиники и села в машину. Переноска заняла свое привычное место на заднем сиденье. Фонари замелькали за окном, Сима сжала руль и выехала на проспект. Нужно что-то делать — лопаты нет, но у одного приятеля есть, надо только позвонить, а похоронить лучше около подъезда, чтобы он был рядом, чтобы не чувствовал себя брошенным.

— Глупость ты придумала. — Приятель вручил ей лопату. — Давай поедем на набережную, там…

— Я сама.

Она поднялась по лестнице, держа переноску. Ей казалось, что он должен еще раз побывать дома и уже из их общего дома, а не из безликой и холодной клиники, отправиться в свой последний путь. Она вытащила его из переноски вместе с маленьким матрацем и уложила на ковер в коридоре. Умывшись, ушла в спальню и нашла в шкафу наволочку, в которую собиралась завернуть тельце, потом наломала на балконе цветов герани. Все внутри сплелось в один ком пульсирующей боли. Сима уселась на ковер рядом с тем, что еще полчаса назад было Сэмми, ее неизменным верным другом и кровным братом, и погладила пушистую шубку.

— Если бы ты знал, как сильно я люблю тебя! — Сима тронула пальцем треугольное ушко с крохотной милой кисточкой. — Если бы ты только знал… Да ты, я думаю, знаешь уже. И сейчас ты, наверное, уже на пути в Валгаллу… или на Радугу. А что мне теперь делать на свете — без тебя, ты не подумал? С кем я поеду на дачу? Кто поймает мышей в летней кухне? А когда настанет ночь, я буду бояться одна в доме, без тебя.

Сима завернула тельце в наволочку и прижала к себе. Ей казалось, что оно еще теплое, и она невольно прислушалась: а вдруг он жив, а вдруг доктор ошибся? Но его сердце молчало.

Собрав цветы, Сима вышла из дома и погрузила свою ношу в машину, а сама вернулась к подъезду. Мысль о том, что его придется оставить где-то далеко, казалась ужасной. Нет, она похоронит его здесь, в палисаднике, а вокруг посадит цветы… Она достала из багажника короткую лопатку и принялась копать, но в городе давно не было дождя, и земля оказалась твердой, напичканной стеклами и битыми кирпичами, перевитая корнями огромных вязов, растущих у дома, и Сима поняла, что здесь, да еще такой лопатой, ей не вырыть яму нужной глубины.

Оставалась набережная. Вдоль всего пляжа тянется широкая полоса деревьев, за которыми начинается берег, и там много уютных мест, где можно просто посидеть в тишине. И Сэмми там будет неплохо. Если можно сказать «неплохо», когда он умер.

И песок — это лучше, чем битые кирпичи и стекло.

— Я буду приезжать к тебе, ты не думай, что я тебя бросила.

Сима трогает его голову через тонкую ткань застиранной наволочки. В яме сверток с тельцем кажется совсем небольшим.

— Я не знаю, как теперь буду жить, честно, не знаю.

Сима отчаянно заплакала и бросила в яму горсть песка. Фонарь погас, и дальше она забрасывала яму песком в полной темноте, а в каких-то десяти метрах от нее по набережной сплошным потоком шли машины, где-то слышалась музыка, город жил своей обычной ночной жизнью, а Сима забрасывала песком то, что еще час назад было ее котом, ее самым дорогим существом на всем свете, и плакала навзрыд.

Достав сотовый, осветила могилку и поправила ее по краям, потом уложила ярко-красные цветы герани.