Эсмеральда

– Это твой день, Квазимодо! Ты наш главный шут! – ухмыльнулся один старичок из носильщиков, поднимая новоизбранного Папу над толпой.

Квазимодо уносили всё дальше и дальше от часовни. Процессию сопровождали зрители, число которых увеличивалось с каждой минутой. Они тоже придавали колорит: громко дудели и стучали деревянными палочками, каждый играл, на чём мог – на колокольчиках, дудочках, тамбуринах, образовав самый странный во всём Париже оркестр. А впереди на тележке, запряжённой собаками, ехал король нищих Клопен Труйльфу.

Простодушный горбун смеялся вместе со всеми, не понимая, что его вовсе не чествуют, а лишь смеются над его уродством. Но пока ему было весело.

Внезапно на пути шумной процессии появилась девушка изумительной красоты – с золотисто-смуглой кожей, сверкающими изумрудными глазами и роскошными тёмными волосами, заплетёнными в затейливые косы. Её сине-голубое платье с пёстрыми узорами радовало глаз в серой толпе, тонкую талию подчёркивал золотой корсаж. Походка её была легка и грациозна, словно танец, а изящные туфельки подчёркивали красоту стройных ножек. Девушка держала в руках бубен.

Процессия Папы шутов остановилась. Красавица подходила всё ближе и ближе, и все взгляды были прикованы к ней. Люди моментально забыли о шутовском празднике. Квазимодо тоже не мог оторвать от неё глаз. Она казалась неземным созданием, ангелом, случайно оказавшимся в шумной городской толпе.

Наконец она подошла совсем близко, и прекрасные зелёные глаза встретились с восторженным взглядом горбуна.

– Эсмеральда! Эсмеральда! – закричали люди, узнав красавицу.

Но некоторые продолжали пристально смотреть на Квазимодо и хихикать.

– Как вам не стыдно смеяться над ним? – возмутилась девушка. – Разве он виноват в том, что некрасив? И разве не вы сами провозгласили его королём уродов?

Но отвечать цыганке никто не торопился. Большинство просто любовались, ослепленные её красотой.

– Но у нас праздник! Мы хотим веселиться, – наконец подал голос Жеан.

Большинство людей с ним согласилось, процессия продолжилась, оставив девушку позади. Вскоре они потеряли её из виду.

Толпа направилась к Гревской площади.

                                  * * *

Между тем у Гренгуара дела были хуже некуда. Он вернулся в Большой зал и велел актёрам продолжать пьесу. Те честно доиграли до конца, хотя зрителей осталась совсем мало. Время от времени они громкими криками выражали своё недовольство, а затем и вовсе уходили.

Гренгуар успокаивал себя:

– Ну и хорошо, что крикуны уходят! Без них будет легче.

Но когда «крикуны» покинули Большой зал, выяснилось, что осталось всего два человека, да и те мирно дремали в своих креслах. Требовать плату Пьеру оказалось не с кого. Он даже не смог заплатить обещанный гонорар своим актёрам.

– И для чего мы вообще тут старались? – возмущался актёр, игравший Юпитера. – Только время даром потеряли. Не будем больше для вас играть, месье Гренгуар!

– Я заплачу вам позже, обещаю! – пытался выкрутиться поэт. – Я напишу новую поэму. И уж за неё-то точно получу хорошие деньги!

Издалека послышалась весёлая музыка, но расстроенный Пьер едва ли обратил на неё внимание. Погружённый в печальные мысли, он вышел из Дворца Правосудия и уныло побрёл по улице, не замечая, куда идёт.

Глава 3 Эсмеральда

На душе у Гренгуара было скверно. По пути он обдумывал всё, что произошло за этот день, и всё больше погружался в уныние. Ему казалось, что, если бы его пьеса была более интересной, он смог бы оплатить работу актёров, купить еду и снять комнату на ночлег. А теперь из-за его поэтической никчёмности карманы его пусты, и ему приходится в одиночестве брести по холодной улице.

Всюду горели огни, освещая улицы, нарядно украшенные в честь Праздника Шутов флажками и лентами. Даже гуляющие горожане ради такого случая сменили повседневную немаркую одежду на яркие и пестрые наряды.

– Праздник преследует меня всюду, – ворчал поэт. – Никогда не видел такой толпы… Но, может, эти люди, если я буду держаться к ним поближе, они дадут мне хоть кусочек хлеба? А там как получится!

С такими рассуждениями Пьер шёл всё дальше и дальше, а музыка, которую он услышал уже у Дворца Правосудия, становилась все громче и громче.

Наконец неудачливый поэт вышел на Гревскую площадь. Тут было ещё больше празднующих, чем на улице. Где-то на противоположном краю площади, едва различимый в быстро сгущающихся сумерках, играл незамысловатый народный оркестр. Посреди площади горел костер, и Пьер подошел поближе, чтобы согреться. Но его отвлекло другое зрелище…

В свете костра на старом персидском ковре с узорами плясала прекрасная цыганка, в которой люди из свиты Папы шутов без труда узнали бы Эсмеральду. Гренгуар, видевший её впервые, был очарован её танцем: девушка кружилась под звуки бубна, поднимая его высоко над головой и отбивая задорный ритм, грациозно взмахивала платьем, а стройные ножки выделывали невероятные па.