Эсминцы и коса смерти. Том 2

Отношения с мужчинами у Марины как-то не складывались. Внешность ее была своеобразной. Выглядела она долговязой, а круглое лицо с курносым носом покрывали веснушки. Тусклые, не окрашенные темно-русые волосы, скрученные в узел на затылке, не бросались в глаза издалека. Да и косметикой она почти не пользовалась. Правда, в академии за ней ухлестывал один хирург, но он оказался женатым, и их отношения постепенно зашли в тупик. Потом клеился практикант из ординатуры, но его вскоре отправили служить на Дальний Восток. И тоже не срослось. К одиночеству она уже привыкла. Но, неожиданно, в ее жизнь вошел капитан Малевский.

Сначала он появился в ее поле зрения в качестве пациента. Дело было поздней осенью 1940-го. Малевский сильно простудился на службе у себя на корабле и обратился в поликлинику с сильным бронхитом. Простуду он перехаживал на ногах. Несмотря на высокую температуру, от госпитализации отказался, согласившись лишь на амбулаторное лечение. Потому начал посещать поликлинику регулярно. И часто заходил к ней в кабинет, как к лечащему врачу-терапевту. Там, прямо в кабинете поликлиники, в отсутствие медсестры, Малевский впервые поцеловал Марину. Сергей Платонович не был разговорчивым. Ни слова не говоря, он просто сгреб ее в объятия и долго целовал в засос, пока в коридоре не послышались шаги медсестры. И Марина не сопротивлялась, сразу же ответив на страстный поцелуй капитана. Неодолимое пламя страсти вспыхнуло в них обоих одновременно и потянуло друг к другу инстинктивно и мощно. Так они и познакомились. И отношения успешно развивались. В свободное время Сергей заходил к ней, делал дорогие подарки и приглашал в рестораны. Дошло до того, что он сделал ей предложение, и она даже согласилась выйти за него замуж. Но ее неожиданный перевод в Лиепаю помешал их свадьбе. А тут еще и война разразилась. И начало ее было страшным.

Все утро и весь день 22 июня немцы бомбили Лиепаю-Либаву почти без остановки. Причем, старались разбомбить и госпиталь. Несколько бомб упали во дворе, а взрывами выбило почти все стекла в окнах. Некоторых раненых, лежащих ближе к окнам, порезало осколками. Две медсестры и один врач пострадали, получив осколочные ранения. Легче стало только тогда, когда подошел флот, а с ним, в качестве прикрытия, прилетели и новые советские самолеты «Яки», «Миги» и Лагги», которые сразу вступили в воздушный бой вместо старых «Чаек» и «Ишачков» и отогнали немецкие бомбардировщики от города. Все это время вокруг стоял ужасный грохот. Здание госпиталя тряслось и ходило ходуном от близких разрывов. Со стороны рейда грохотали орудия линкоров. Им аккомпанировали пушки крейсера Киров, стреляющие чаще, орудия береговых батарей и бронепоездов, вовсю трещали зенитки. Медперсонал бегал и метался, не находя решений для спасения многих жизней тяжелораненых, которых с каждым часом поступало все больше.

Марина, хоть и служила врачом, но кровь не любила. Конечно, вид и запах крови не заставлял ее падать в обморок, иначе она не смогла бы учиться на медика, но потому она и выбрала специализацию терапевта, а не хирурга, что наблюдать лишний раз кровь ей совсем не хотелось. А тут пришлось. Везде в госпитале она теперь натыкалась на окровавленных людей со страшными ранами, полученными от вражеского артиллерийского огня и авиабомб. Еще хуже было то, что начальник госпиталя, военврач 2-го ранга Иван Иосифович Чинченко приказал ей ассистировать хирургу Борису Васильевичу Соболеву. Были задействованы две резервные операционные, но хирургов катастрофически не хватало. К тому же, старший ординатор хирургического отделения военврач 3-го ранга Александра Николаевна Шишковская, тридцатисемилетняя опытная врач-хирург с большим стажем, участвовавшая в «Зимней войне» с финнами в составе госпиталя, в ночь на 23 июня была отправлена санитарной машиной ближе к передовой для создания там оперативного пункта медпомощи. Так что Марине пришлось встать к операционному столу. Весь день она так и провела, ассистируя в операциях. Для нее это была работа на грани ада. Вся забрызганная кровью, ампутируя раненым руки и ноги, раздробленные и почти оторванные попаданиями осколков, она думала о Малевском, беспокоилась о нем. Как он там на своем эсминце? Жив ли?

А «Яков Свердлов», тем временем, вел конвой мимо архипелага Моонзунд. В 23:30 поступил радиосигнал с подводной лодки «С-3». Лодку атаковали немецкие торпедные катера, и подводники срочно просили помощи. «Яков Свердлов» находился ближе всех. Потому Малевский принял решение немедленно идти на выручку. Оставив конвой под прикрытием шести эсминцев, «Свердлов» развил максимальный ход, на который старый корабль еще был способен, выжав из машин целых 33 узла.