— Ты можешь попросить своего отца распорядиться о начале эвакуации госпиталя. Я знаю, что твой отец по должности это вполне сможет устроить. Посмотри, насколько все здесь в больничке переполнено. Тут уже совершенно не хватает, не то что коек для раненых, а и самих медиков на всех раненых не имеется. И то ли еще будет! Так что пора начать эвакуацию уже сейчас. И постепенно, начиная с раненых, эвакуировать из города всех людей, которые не задействованы в обороне. Вон транспорты, те самые, из нашего конвоя, стоят в порту. На них разгрузка уже заканчивается. Так скажи отцу, чтобы погрузили раненых туда, ну и Маринку мою для сопровождения отправили вместе с ними в Ленинград, — быстро проговорил Малевский, оглядываясь вокруг, опасаясь, чтобы никто не услышал его слова.
Выслушав командира, Лебедев задумался. Малевский, разумеется, сильно переживал из-за своей возлюбленной. У него, вроде бы, сугубо личная мотивация. Но, по существу проблемы, он, все-таки, прав. Когда базу будут сдавать, хаос, разумеется, предотвратить не удастся никакими силами. Можно только постараться этот хаос минимизировать. Да и то, лишь при грамотном, четком и продуманном управлении. А его нет и, похоже, не предвидится, если уж на корректировку огня в одном направлении послали семь расчетов радиостанций, а на все другие — ни одного, то чего ожидать дальше от начальства? Он помнил, что в тот раз из Либавы почти никакой эвакуации не организовали, как не организовывали ее и из многих других мест. Только из Одессы более или менее нормальная эвакуация получилась. Из Таллина пытались организовать, да только приобрела она все черты катастрофы. Из Ханко, тоже, примерно, с тем же успехом. Даже из Севастополя не вывезли не то что мирное население, а и военных, защитников города, бросили многие десятки тысяч людей на произвол немцев.
Потому, немного подумав, Александр сказал:
— Я, Сергей Платонович, эту проблему понимаю. И поговорил бы, конечно, с отцом. Вот только, нету такой технической возможности. По рации открытым текстом о таком не поговоришь. Телеграмму не пошлешь. Телефоны, даже если пока и работают какие-то междугородние линии, то, учитывая военное время, все прослушиваются людьми из НКВД. Как же я могу с ним связаться?
— А ты письмо напиши. И передадим через летчика, — предложил командир.
— Так летчик вскроет конверт, прочитает и стуканет в НКВД. Тогда и мне, и вам, и моему отцу неприятности будут гарантированы, — возразил Саша.
— Этот летчик не настучит никуда. Потому что он мой племянник и просто хороший парень, — сказал Малевский.
Потом добавил:
— Так что, давай, Саша, пиши письмо. И на аэродром сразу отвезем.
Глава 15
После того, как Марина вместе с медсестрами обработала раны Полежаева и Степанова, выяснилось, что ни тот, ни другой не желают оставаться в госпитале, а хотят возвратиться на свой эсминец. Врач согласилась. Ведь госпиталь и без того был переполнен. И какой-то особый уход за членами экипажа Малевского организовать уже не представлялось возможным. А на эсминце они могли отлежаться в нормальных, привычных им условиях. И там, в конце концов, находился судовой врач, пока почти ничем не загруженный, который имел все возможности позаботиться о них гораздо лучше. Да и сами ранения угрозы для жизни не представляли. Осколки Марина извлекла, а раны зашила. Потому, заполнив сопроводительные бумаги и выписав необходимые медицинские заключения и рецепты, она отпустила пациентов на амбулаторное лечение.
Пока Лебедев с помощью Малевского и его женщины разбирался с ранеными, остальные корректировщики вместе с пленными немцами просидели в «полуторках». И все бойцы, включая пленных, очень устали и хотели есть. Учитывая загруженность госпиталя своими ранеными, Александр не потащил туда взятых в плен солдат вермахта, хотя и они тоже нуждались в медпомощи. Им оказали первую помощь сами краснофлотцы, как могли, применив свои аптечки. Но повязки уже пропитались кровью. Потому и немцев нужно было скорее куда-то пристраивать.
Малевский, прощаясь с Мариной, долго целовал ее в губы, не стесняясь ни Александра, ни раненых, и обещал вытащить ее из этого ада, в филиал которого все больше с каждым днем превращался военно-морской госпиталь Либавы. Потом командир просидел в машине всю дорогу грустный и угрюмый. Он не потребовал пересадить кого-то из раненых в кузов, а сам залез туда без лишних слов и ехал вместе с краснофлотцами, как и Лебедев.
Едва Полежаева и Степанова снова посадили в кабины машин, они поехали сразу в штаб базы. К счастью, от госпиталя до штаба оказалось совсем недалеко. Там Лебедев доложил о прибытии своего взвода оперативному дежурному, затем передал пленных сотрудникам НКВД, дежурящим на посту при въезде, потом решил вопрос с довольствием и проживанием взвода в казарме. И только после всех этих хлопот наконец-то получил возможность написать письмо отцу.