Эсперанса

Мама медленно открыла глаза и с трудом улыбнулась. Она казалась очень худой и хрупкой. Ее волосы были разбросаны на подушке. Бледное лицо почти сливалось с наволочкой. Казалось, она вот-вот растворится в постели и исчезнет навсегда. Мама выглядела призраком самой себя.

– Врач сказал, что я не смогу навещать тебя какое-то время.

Мама кивнула, ее веки медленно опустились, как будто ей было тяжело лежать с открытыми глазами.

Эсперанса почувствовала руку Мигеля у себя на плече.

– Анса, мы должны идти, – сказал он.

Но Эсперанса не двигалась. Она хотела сделать для мамы хоть что-нибудь – чтобы ей стало лучше. На столике у кровати она заметила щетку и заколки для волос.

Она аккуратно повернула маму на бок и собрала ее волосы. Расчесала их и заплела в длинную косу. Обернула ее вокруг маминой головы и аккуратно заколола. Потом она помогла маме лечь на спину – теперь волосы обрамляли ее лицо, выделяя его на фоне белья. Коса напоминала нимб. Именно так она раньше причесывалась в Агуаскальентесе.

Эсперанса наклонилась к маме и прошептала ей на ухо:

– Не беспокойся, мама, я обо всем позабочусь. Я работаю и могу платить по счетам. Я люблю тебя, мама.

– Я тоже тебя люблю, – сказала мама с нежностью. А когда Эсперанса повернулась, чтобы уйти, она услышала мамин шепот: – Что бы ни случилось.

– Тебе надо хоть иногда выбираться из лагеря, Эсперанса, – сказала Гортензия и передала ей список того, что необходимо купить в бакалейной лавке. Гортензия попросила ее поехать на рынок с Мигелем. – Весна началась, кругом такая красота.

– Я думала, что вы с Жозефиной всегда с нетерпением ждете субботы, чтобы поехать на рынок, – сказала Эсперанса.

– Это так, но сегодня мы помогаем Мелине и Ирен готовить энчиладас, это блинчики с мясом, сыром и перцем. Так что поезжай вместо нас.

Эсперанса знала, что они стараются занять ее чем-нибудь. Мама была в больнице уже три месяца, и Эсперанса не навещала ее уже несколько недель. С тех пор девочка ходила сама не своя. Она словно жила по привычке: была вежлива, отвечала на вопросы, давая простейшие ответы, но мучилась из-за отсутствия мамы. Каждый вечер она ложилась по возможности рано, заползала в постель, сворачивалась клубочком и лежала, не двигаясь до самого утра.

Эсперанса знала, что Жозефина и Гортензия беспокоятся за нее. Кивнув Гортензии, она взяла список и пошла искать Мигеля.

– Не забудь сказать Мигелю, что надо ехать на рынок мистера Якоты! – крикнула Гортензия вдогонку.

Погода и вправду была хороша. Воздух долины был сухим и чистым после дождей. Они ехали мимо полей высокой спаржи, которую ей предстояло вскоре укладывать в ящики. Цитрусовые рощи словно напоказ выставили свои уцелевшие плоды, висевшие словно игрушки на рождественской елке. И хотя все еще было прохладно, в воздухе уже веяло весной и Эсперанса почувствовала аромат земли.

– Мигель, почему мы всегда должны ехать так далеко на японский рынок, когда ближе к Арвину полно других?

– Владельцы других рынков не так добры к мексиканцам, как мистер Якота, – сказал Мигель. – У него есть почти все, что нам нужно, и он относится к нам по-человечески.

– Что ты имеешь в виду?

– Эсперанса, люди здесь думают, что все мексиканцы одинаковы. Что мы необразованны, грязны, бедны и ничего не умеем делать. Они не возьмут в толк, что многие из нас настоящие профессионалы.

Эсперанса оглядела свою одежду. На ней было платье спортивного покроя, которое раньше носила мама, а до мамы кто-то еще. Сверху на платье она надела мужской свитер, на котором не хватало несколько пуговиц, к тому же он был ей велик. Она наклонилась и посмотрела в зеркало. Ее лицо загорело после недель, проведенных в поле. Теперь она заплетала волосы в длинную косу, как Гортензия, – мама оказалась права, так было удобнее.

– Мигель, да как можно взглянуть на меня и подумать, что я необразованна?

Он улыбнулся ее шутке:

– Дело в том, Эсперанса, что у тебя, например, образование лучше, чем у большинства детей в этой стране. Но никто здесь этого не признает и не удосужится в этом убедиться. В глазах американцев мы – одна большая смуглая толпа, годная только для физического труда. А на рынке мистера Якоты никто на нас не пялится, не обращается с нами как с чужаками и не называет нас «грязными латиносами». Отец говорит, что мистер Якота – очень хороший бизнесмен. Он богатеет на дурных манерах других людей.

Объяснение Мигеля не стало для нее чем-то новым. Хотя Эсперанса почти не общалась с американцами – только с врачом и медсестрами в больнице, но она слышала от других мексиканцев, как американцы с ними обращались. В кинотеатрах были специальные сектора для негров и мексиканцев. В городах родители не желали, чтобы их дети ходили в одну школу с мексиканцами. Она поняла, что жизнь в лагере имеет определенное преимущество перед жизнью в городе. Дети все вместе ходили в школу: белые, мексиканцы, японцы, китайцы, филиппинцы. Их не волновали расовые проблемы, они были одинаково бедны. Иногда ей казалось, что она живет в коконе, защищенная от негодования местного населения против приезжих.